Неспортивное поведение - Мария Степановна Киселёва
Тяжело быть радостной, когда к тебе идет практически пылающий от ярости Роланд, с которым ты хотела поговорить в абсолютно другом ключе.
— Как дела в Вашингтоне? Ты давно спал?
Хочу дотронуться до его отросшей щетины, но мою руку перехватываю так сильно, что я вскрикиваю.
— Дела просто отлично.
— Роланд, ты меня пугаешь. Мне больно.
— Так и должно быть. — его взгляд блуждает по моему лицу — Я нашел инсайдера.
Чувствую, как бледнею, не лучший момент для обморока. Меня более чем настораживает этот тон.
— И кто же?
— Блять. — отталкивает и сам делает несколько шагов назад — Ты далеко не дура, так что не разыгрывай сцену.
— Я не понимаю…
— Прекращай, нахрен!
Вздрагиваю, инстинктивно кладу руку на живот.
Даже в первые дни нашего знакомства-сотрудничества я всерьез не боялась Роланда, что происходит сейчас. Когда он подходит, пытаюсь вжаться в стену.
— Скажи. Пожалуйста, просто скажи, о чем ты думаешь.
— Это ты, — усмехается — Жемчужина.
— Что?..Ты…кажется видишь то, что хочешь, как и я… — голос дрожит.
— На сейфе твои отпечатки, пароль — ты, как и единственный человек в доме, который меня ненавидит!
— Ты не понимаешь, что говоришь! Это не я, клянусь! И какие отпечатки⁈
Вдыхаю его отвращение, и оно тошнотворнее любой еды за последнее время…как и тишина.
— Я не ненавижу тебя, Роланд.
Он ударяет по стене левее моей головы.
— Скажи, мать твою, правду! Признай, что презираешь меня, чтобы хоть раз в своей несчастной жизни вести себя достойно.
— Я никому и ничего не сливала о твоей компании. — обещаю себе, что говорю в последний раз.
Мне хочется кричать.
Почему он мне не доверяет? О каких уликах говорит?
Я хватаю Роланда за ворот и прижимаю его губы к своим, чтобы доказать, что на них нет лжи. Но Прайс не двигается, даже когда притягиваю его за шею. Под пальцами не мой мужчина, а айсберг. Роланд делает шаг назад.
— Извини, что рушу планы, но то, что ты позволишь себя трахнуть, не исправит ситуацию. — слова застревают в горле — Тебе повезло, что у меня, очевидно, и вправду скудное мышление. — я упрекала его в этом — Но не смей допускать и мысли, что достойна прощения.
Он уходит, оставляя меня с самой сильной болью, которую мне когда-либо доводилось испытать.
— Не уверена, что смогу простить тебя… — даже шепот дается с трудом.
Сомневаюсь, что он дошел до Роланда, заходящего в лифт.
* * *
ЛУИЗА
Я провожу две ночи у Микки, которой не говорю ничего больше, чем о том, что мы с Роландом поссорились. Только и всего.
Но вечно прятаться у подруги или проводить по десять часов в офисе не получится, так что в четверг приезжаю на виллу, зная, что Прайс в офисе. Все шепчутся о нем, его прямых указаниях нижним этажам и сокращениям. Одно его имя способно меня уничтожить, но я держусь ради кое-кого маленького и беззащитного, к этому набору прибавляется Симба.
Фрида с грустной улыбкой открывает мне дверь. Я хочу забрать хотя бы часть вещей, переболеть в гостинице, а уже потом, когда обрету способность думать, составить план.
Когда захожу в комнату, то замечаю одно — стерильную чистоту. Распахиваю дверь гардеробной, чтобы увидеть пустые плечики, полки и ящики. Выхожу, держась за стену, и иду к трюмо, на котором что-то блестит. Перед этим успеваю добежать до унитаза, переждать, пока внутри перестанет пульсировать.
На столешнице лежат знакомые ключи — от пентхауса и прямоугольный лист. Это чек на сто тысяч долларов. Именно столько я должна получить за эти недели по контракту, который Прайс предлагал в начале.
Рыдания переполняют грудь, разрывают, но не слетают с губ. С меня хватит. Во мне достаточно гордости, чтобы не брать чек, но больше практичности. Я забираю его и ключи с мыслями о новой жизни с новой семьей.
Оставляю ожерелье и кольцо на месте его прощальных «подарков». В сумке лежит и положительный тест, с которым…я без понятия, что делать, но хотела, чтобы его увидел Роланд, но думаю, не стоит.
Я не планировала этого ребенка, как бы сильно ни хотела настоящую семью. И вот я снова одна с парой близких людей. И все же я знаю, что мой малыш никогда не будет чувствовать себя брошенным, не позволю ему такой мысли, задушу объятиями, своим присутствием. Он или она еще в подростковом возрасте будут отталкивать свою маму, чтобы та не целовала их щеки при друзьях. От картины собственного воображения капают крупные слезы. От этого, а не от «подарков» Роланда, означающих одно — он больше не желает меня видеть.
С Симбой на руках спускаюсь к выходу, когда меня перехватывает Фрида.
— В этом доме всегда было пусто, даже ни одного призрака. Видимо, теперь им станете вы, Лу. — женщина, которую я изначально пугалась, дарит мне теплую улыбку, сжимает руку — Любовь определенно останется в этом доме.
— Пусть так и будет. Она останется здесь как ошибка.
Кто бы знал, что это больно. Но людям удается ко всему привыкнуть.
У входа с парковки слышится шорох и звон. Вижу через стеклянные элементы в двери машину, от чего ускоряется пульс.
— Мне пора уходить.
— Всего хорошего, Лу.
Не могу даже под страхом быть застигнутой не потратить несколько секунд на объятья с экономкой. Ухожу к такси, ожидающему меня более четверти часа.
Следующие дни я опять мучаю подруг. Без просьб они сами каждый день приходят в пентхаус, пока я не могу сделать и шагу наружу.
— Я хочу уехать в Сан-Франциско.
— Моя Лу не сбегает. — поправляет мою сальную прядь волос Анна.
— Это его город.
Рассказала об инсайдере, обвинения Роланда.
— Он может захватить каждый. У него дохрена власти. Тебе нужно решить, что делать дальше, но точно не думать о другом конце страны из-за всего этого. Твоя семья здесь, детка.
Даже не улыбаюсь на подмигивание Микки, у меня совсем нет сил. Только сегодня Анне удается затащить меня в ванну, где меня застает новый приступ рыданий. Знаю, что должна быть чертовски сильной ради ребенка, но не могу. Если не справляюсь даже сейчас, что говорить о будущем?
Микки в очередной раз заказывает кучу еды разной кухни. Я пытаюсь есть, но после половины порции сижу у унитаза.
— И это все из-за какого-то ублюдка, Лу… — гладит по спине подруга.
— Действительно из-за него. — тихо усмехаюсь — Я беременна, Микки.
— Блять. — тянет она и в прямом смысле хватается за голову.
— Что мне делать? — смотрю на не
