Зажигая звезды - Мари Милас
– Почему Бель так часто наказывают и она сидит дома?
– Потому что… – Мама кашляет в кулак. – Потому что не все родители понимают своих детей.
– Что это значит? – в недоумении спрашиваю я.
– Это значит, что не все едут в такую отвратительную погоду смотреть на каких-то байкеров, стоя в дождевике и резиновых сапогах. – Мама вскидывает брови, смотря на меня через зеркало заднего вида.
– Ты лучшая мама, – улыбаюсь я ей.
– Знаешь, как сделать мне приятно, не так ли? – хихикает она.
– Да.
Я включаю музыку в плеере, который мне подарили на Рождество, и слушаю рок, настраиваясь на байкерскую волну. Я называю ее так.
На резком повороте меня вжимает в дверь, а плеер выскальзывает из рук, отрываясь от провода наушников.
– Ужасная дорога! – ругается мама.
Я начинаю искать плеер – его нигде нет. Просматриваю все вокруг, но так ничего и не нахожу. Заглянув под переднее сиденье, я наконец-то вижу блеск корпуса плеера. Мне ужасно неудобно доставать его пристегнутым. Рука не дотягивается, потому что упирается в сиденье, а ниже я нагнуться не могу. Мне приходится сделать еще пару попыток, но все бесполезно.
– Мама, можно отстегнуть ремень безопасности? Я уронил плеер и не могу его достать из-под сиденья.
– Нет, оставайся пристегнутым. Мы уже скоро приедем.
– Ну ма-а-ам, мне нужно настроиться на байкерскую волну! – ругаюсь я.
– На байкерскую волну? – смеется мама.
– Да, – с гордостью отвечаю ей.
– Ладно, я сейчас отодвину сиденье, и ты сможешь его достать, но только не отстегивайся!
Мама наклоняется в сторону. Одной рукой она держит руль, а другой дергает рычаг сиденья.
– Черт, уже столько раз говорила папе посмотреть и выяснить, почему его так заедает!
Мама отстегивает свой ремень безопасности, а затем снова наклоняется к рычагу, продолжая вести машину одной рукой. Сиденье поддается, но только вместе с ним машина тоже меняет направление.
Мама пытается избежать заноса, но у нее ничего не выходит.
Я чувствую, что мы отрываемся от земли и переворачиваемся в воздухе, как в космическом корабле. Ко мне не приходит осознание происходящего, пока крик мамы не заполняет салон. Все происходит словно в другой реальности.
Мы движемся быстро или медленно? Я не понимаю.
– Леви, пригнись!
Шум бьющихся стекол и скрежет металла заглушает крик мамы. Я чувствую удар головой и резкую боль на левой стороне ребер. Темнота поглощает меня.
– Мама? – Я медленно открываю глаза, но это так больно. Кажется, что по голове кто-то беспрестанно стучит. Я прикасаюсь ко лбу и вижу, что моя рука в крови. Все вокруг дымится, а салон машины заполнен подушками безопасности, рваными сиденьями, разбитыми стеклами и погнутым металлом.
Но я вижу.
Я вижу, что везде кровь. Ее так много. Я никогда не видел столько крови. Дождь попадает в машину через разбитые стекла. Мне так холодно.
– Мама? – в панике повторяю я. – Мама, ответь мне! – криком слетает с моих губ.
Ответа нет.
– Мама! Тебе больно? – По моим щекам начинают течь слезы от страха и боли по всему телу.
Мне страшно. Не за себя, а за маму.
Я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности, но мне не удается даже пошевелить рукой, не вызвав резкую боль в ребрах. Бросаю взгляд вниз и вижу огромный осколок, торчащий чуть ниже моего сердца.
– Мама, во мне стекло! Что мне делать? – Я стараюсь дышать ровно, чтобы стекло не двигалось при моих резких движениях. Но мой плач затрудняет эту задачу. – Я не знаю, как его вытащить.
Тишина.
Наверное, она еще не проснулась. Ей просто нужно поспать подольше, чем мне. Так ведь?
Проходит слишком много времени, но ничего не меняется. Дождь продолжает заливать машину, не прекращаясь ни на секунду. Я уже весь мокрый, дрожащий от холода и тревоги.
Вдруг с переднего сиденья машины слышится хриплый вздох.
– Мама! Я тут, во мне стекло! Тебе больно? – Слезы все еще не высыхают, продолжая прокладывать реки по моим щекам.
Тишина.
Превозмогая боль, я еще раз пытаюсь отстегнуть ремень, и с криком агонии мне удается это сделать. Чувствую, как свежая теплая кровь по новой начинает вытекать из моей раны. Но мне все равно, ведь нужно помочь маме.
Я пробираюсь в промежуток между сиденьями и вижу ее тело в неестественной позе: ноги зажаты внизу водительского сиденья, а все остальное туловище лежит на пассажирском сиденье лицом к потолку машины.
Она вся в крови.
Глаза мамы открыты, но зрачки не двигаются. Они просто смотрят в одну точку. Ей, наверное, очень холодно, ведь она тоже вся промокла от дождя.
– М-мама, – заикаясь, произношу я. Из меня вырывается истеричный крик: – Мама!
Я не могу к ней пробраться, чтобы помочь сесть. Это ведь ей поможет? Маме просто больно лежать в таком положении. Протянув руку, я касаюсь ее лица. Резкий выдох согревает мои пальцы, но больше ничего. Больше я не чувствую дыхания, но ее глаза все еще открыты. Она же видит меня?
– Мама, ты видишь меня?
Ее тело не шевелится, грудь не поднимается и не опускается, даже веки и ресницы неподвижны.
– Мама, ты хочешь спать?
Тишина.
– Мама!
Мой голос срывается от рыданий.
– Тебе просто нужно поспать. – Я закрываю ее глаза. – Ты обязательно поправишься, когда проснешься.
Глава 21
Аннабель
– Это был не всего лишь дождь.
К моменту, когда Леви произносит последнюю фразу, все мое лицо мокрое от слез. Мне так жаль его, что каждый вдох распространяет по телу невыносимую боль.
Сейчас фраза «Я готова разделить твою боль» заиграла новыми красками, превращающими окружающий нас мир в черный цвет. Поднимаю голову, чтобы встретиться с Леви взглядом, и вижу, что по его щекам тоже текут слезы. Я перекатываюсь с его груди на бок, чтобы смотреть ему в глаза. Протянув руку, поглаживаю щеку Леви, стирая соленые дорожки слез. Он повторяет мою позу, закрывая глаза и притягивая меня ближе к себе.
– Не знаю, сколько времени прошло после того, как я перестал с ней разговаривать. Казалось, что прошла вечность, прежде чем служба спасения вытащила меня из машины. Помню, что даже с затуманенным сознанием я кричал и бился в истерике, добиваясь того, чтобы они сначала достали маму.
Его рука до боли сжимает мою талию, но я не обращаю на это внимания. Если ему так легче, он может поглотить меня всем своим существом, раздавить телом каждую кость –
