Очарованный (СИ) - Дарлинг Джиана

— Козима, ты сейчас у него дома? — прорычал он.

— Ну, очевидно.

— Не умничай со мной сейчас. К черту твои камеры, я приеду сам и приведу ребят. Мы сами позаботимся об этом figlio di puttana прямо сейчас.

— Данте, нет, — резко сказала я. — Если ты хочешь подождать за дверью, я не смогу тебя остановить. Но у меня есть идея, которая может привести к ликвидации Ордена, и это важно для меня. Не только для себя из-за всех способов, которыми они пытались разрушить мою жизнь, но и для других женщин. Никто не заслуживает того, чтобы его продали в общество, которое будет использовать, унижать и вредить им ради собственного развлечения.

Он колебался, его сердитое дыхание тяжело дуло в телефон.

— Хорошо, я пришлю Фрэнки. Но если тебе вообще понадобится помощь, позвони мне. Даже если ты не можешь говорить, позвони, я отвечу и буду там раньше, чем ты это узнаешь, ладно?

— Согласна, — сказала я, прежде чем понизить тон, пытаясь удержать его от беспокойства обо мне. — Но на самом деле, Данте, тебе не нужно еще одно пулевое ранение. На данный момент, я думаю, ты больше железный человек, чем человек.

— Пойми это и пойми хорошенько, Козима, — сказал он голосом, похожим на голос Александра, и это напомнило мне большого плюшевого мишку, которым, как я знала, он мог быть, но также и один из самых опасных мафиози в стране. — Я бы принял за тебя еще сотню пуль, пока моя кровь не станет свинцовой, если бы это значило, что ты будешь в безопасности.

— Данте, — выдохнула я, когда его слова нашли отклик в моей груди. Это было всего лишь одно слово, его имя, но мне казалось, что оно передает, как сильно я его люблю и как сильно я трепетно отношусь к тому, что он так любит меня в ответ.

Ноэль не разрушил сердца всех своих сыновей.

Только Роджера и, может быть, Александра.

От этой мысли у меня сжалось сердце, но я продолжила.

— Я должна идти. Я здесь слишком долго. Пошли Фрэнки, и я обещаю, что позвоню тебе, когда все закончится, sí?

— Si, tesoro mia, — согласился он тем же тоном, что я говорил с ним, ноющим от нежности, уязвимым, как синяк. — Будь осторожна.

Я закончила разговор, спустила воду в туалете и открыла кран, прежде чем выскользнуть за дверь и вернуться в офис. Невпечатленный моим трюком слуга пристально взглянул на меня, но я весело улыбнулась ему и вернулась к своим обязанностям по уборке.

Позже, когда я закончила свои дела и сидела перед туалетным столиком. Меня украшала женщина, говорившая только по-русски, мой телефон завибрировал, и я снова извинилась и пошла в туалет.

Никто не остановил и не заметил меня, пока я спускалась по лестнице и выходила через заднюю дверь.

Правая рука Данте и единственный член его команды, с которым мне когда-либо разрешалось общаться, приветствовал меня широкой мальчишеской улыбкой.

— Фрэнки, — поздоровалась я, целуя обе его щетки.

— Козима. Они готовы к работе. Они записывают видео до тех пор, пока не достигнут максимальной точки хранения. У меня не было времени настроить прямую трансляцию, так что пока хватит этих. Сможешь ли ты когда-нибудь забрать их?

Я кивнула, взяв в руку фотоаппарат размером с десятицентовую монету.

— Спасибо тебе за это, Фрэнки. Скажи Данте, чтобы не волновался.

Его губы изогнулись в гримасной улыбке.

— Да, этого не произойдет с тобой в логове льва, но я передам это, чтобы другие мальчики посмеялись.

— Я знаю, что я делаю. — Я не уверена, почему я почувствовала необходимость рассказать об этом почти незнакомому человеку, хотя на самом деле это хотел услышать каждый мужчина в моей жизни. И все же Фрэнки уважал меня настолько, что на мгновение помрачнел и пристально посмотрел на меня своими влажными черными глазами. Глаза, которые видели смерть и кровь, коррупцию и жадность, настолько большие, что они поглощали всю жизнь людей.

Именно эти глаза моргнули, а затем улыбнулись мне.

— Конечно, детка, я верю в это.

Я тяжело сглотнула, удивившись тому, как сильно мне нужно было, чтобы кто-то поверил в меня, а затем слегка ударила его в плечо, прежде чем вернуться внутрь.

Я поместила одну камеру в спальне, которую мне дали для подготовки к ночи. Еще одну — в коридоре второго этажа и еще одну — в открытой двери комнаты Эшкрофта. Одна была прижат к стене за фикусом в прихожей, а затем еще одна, наконец, в кабинете Эшкрофта, в глазу волка, вырезанного из черного мрамора.

Я положила ее туда, направляясь к Эшкрофту, где он сидел, откинувшись на спинку стула, как титулованный лорд, которым он и был.

— Ты выглядишь прекрасно, — похвалил он, когда его горячий, наполненный взгляд скользнул по всей коже, открытой под моим золотистым атласным бельем.

Я улыбнулась ему со словами, которые мог прочитать только Александр: «Я нечто большее, чем просто моя красота, и однажды ты это узнаешь».

Александр

Восемнадцать часов спустя после того, как Козима бросила меня во второй раз, мой гнев так и не утих. Я чувствовал, как он течет по моим венам, густой и химический, как опиум, в моей крови. Даже Риддик, которого я, наконец, назвал своим самым близким другом за последние четыре года, был осторожен со мной в те часы, когда она ушла, и почти не произносил ни слова, если только это не требовало подтверждения планов поездки.

Сказать, что ее бегство меня сильно рассердило, было бы грубым приуменьшением. Я злился и на нее за то, что она сбежала, и на себя за то, что я верил, что она сразу подчинится.

Прошло четыре долгих года с тех пор, как Козима пришла мне на помощь, и она провела бесчисленные часы в терапии, на занятиях по медитации, читая книги по самопомощи, написанные самовозвеличивающимися гуру, чтобы преодолеть свою потребность служить мне.

Я должен был знать.

Но мой восторг сделал меня небрежным. Я был девственником в ее брачную ночь, зная, что наконец-то получу заслуженное удовлетворение, союз, к которому стремился годами, и недооценил тот факт, что моя невеста все еще сопротивлялась.

Она не знала, как изменилась моя жизнь с тех пор, как она в первый раз встала и ушла от меня.

Она не знала, какие жертвы я принес.

Людей, которым я угрожал и которых калечил, чтобы достичь своих целей.

Поместье, которое я отдал Ноэлю как подарок и тюрьму, чтобы знать, где живет Дьявол, даже когда я стремился покончить с ним.

Она ничего не знала, мой мышонок.

Как обычно, ради ее собственной безопасности ее держали подальше от мужских механизмов, и это привело к далеко не удовлетворительному финалу для нас обоих.

Похоже, мне пришлось усвоить этот урок еще раз, прежде чем я поклялся никогда больше его не повторять.

К концу этой ночи Козима Дэвенпорт точно будет знать, где я нахожусь, и, следовательно, где она тоже, потому что, если бы она захотела признать, мы были недвусмысленно связаны; две планеты, запертые на орбите.

У меня был план, чертовски хороший, который был составлен в кабинете премьер-министра посреди ночи после того, как много лет назад я вернулся после встречи с Козимой в Милане за ужасным кофе и бесконечными разговорами о политике, морали и мести.

Согласно этому конкретному плану, я не должен был связываться с Козимой, пока все не закончится.

Она была моей наградой в конце моего пути героя.

К сожалению, хотя я и пошел по пути героя, меня по-прежнему тянуло к злодейским наклонностям, и в тот момент, когда таблоиды разоблачили ее предполагаемый предстоящий союз с придурком Мэйсоном Мэтлоком, мои добрые намерения рассыпались пеплом.

Даже через мой труп я не мог позволить кому-либо претендовать на женщину, которую я уже сделал своей. Я бы убил каждого мужчину, который хотя бы мечтал сделать ее своей. Козима была и всегда будет моей. Даже если она этого не знала.

Я не планировал так грубо обращаться с ней на благотворительном балу, но моя Козима была настолько восхитительна, что не было другого правильного образа действий, кроме как публично — возможно, глупо, учитывая тайный характер моей жизни в прошлые четыре года — купить ее еще раз.