Мое стихийное бедствие. 1 часть (СИ) - Тоин Дарья

— День Рождения? — Переспрашиваю. — Ты… стоп… какое… какое сегодня?

— Уже тридцатое, — не отрываясь от действа, улыбается.

Пока его руки скользят к моим, берут за пальцы левую и аккуратно надевают на безымянный. И кольцо подходит…

Он задерживается на моей ладони, не сразу разрывая контакт между мной, золотом и его ладонями.

Снова выдыхаю и только сейчас решаюсь посмотреть в глаза.

— Это хризоберилл, — показывает на камень, — а полоска…

— “Кошачий глаз”, — догадываюсь сама, зная о подобном в мире маникюра.

И мои ногти кажутся сейчас жуткими, не достойными такого.

— Да. — Подтверждает.

“Котёнок ты или кошка сегодня?” — кажется, он так и не сказал тогда значение этой дурацкой фразы.

— Ты запомнил?

Кажется, я говорила о 30-ом в машине после вечеринки в честь его 26-летия. Кажется, о собственном дне рождения с той ночи я и не вспоминала. Кажется, мне и не стоило вспоминать.

Кивает, не двигаясь.

Я отвожу руку к коленям, думая, как сказать.

Дамир пробует отдать коробочку, пока мои пальцы касаются колечка, намереваясь то стянуть.

— Не снимай, очень красиво. — И снова этот тон с хрипотцой.

— Я не хочу…

— Почему?

— Это… неправильно это…

— Почему?

Пытается найти ответ на лице, пытается задержать, пытается быть хорошим, пока я пытаюсь сопротивляться.

— Тебе лучше найти кого-то хорошего. — Сглатываю. — Какую-нибудь красавицу, которой будешь такое дарить, Мир.

Снова называю его этим дурацким сокращением… У меня, и правда, для себя плохие новости. И мне становится вдруг жутко обидно за себя, только сколько не жалей, между нами ничего общего. Ни-че-го.

— Я уже нашёл.

Идиот. Глупый идиот.

— Ммм, желаю вам счастья.

Лучше притворяться дурой… А пальцы всё равно не заканчивают начатое.

Я… я не знаю, что теперь делать.

Благодарить и падать в его объятия? Отрабатывать, как поездку в его машине? Да вашу мать…

— Почему ты вообще запомнил!? — И знаю, что обвиняю, взрываясь.

Губы дрогнули, пока ещё пытаюсь себя контролировать.

— Это важно. — Спокойно парирует мне, начиная медленно падать на свою дурацкую подушку. — В ту же ночь заказал.

— А если бы… если бы мы, блин, не встретились больше! Ты, что, грёбанный миллиардер? Каждой дуре такое даришь после знакомства?

Он протягивает руку и касается моей коленки. Вздрагиваю, но вместо того, чтобы отдалить, я подражаю ему: смотрю на его движения. Он касается, проводит полосу, снова возвращается к началу, опуская кисть вниз.

Гладит меня… успокаивает?

Что ему мешает сейчас встать и обнять? Что ему мешает сжать и не отпускать? Но какого я вообще думаю об этом? Мне нель-зя так. Я всё ис-пор-чу. Мне нель-зя до-ве-рять. Я ни на что не спо-соб-на. Я всё ру-шу.

— Мы бы встретились.

— Да с чего ты так уверен?

— Потому что я сам так решил.

Шикарно!

— Или мне стоило послушаться и не искать тебя?

Нет упрёка. В его волчьих глазах даже тени нет на обвинение. Как!? Как он это делает, блин?

— Да! Стоило, и мы бы…

— Всё равно встретились.

Снова улыбается.

— Почему, блин?

— Судьба, провидение, предназначение, случайность, влечение?

Последнее слово потрясающе слетает с его губ.

Просто шикарно напомнил, зачем мы тут все собрались!

Что он там сказал?

— Справа, говоришь, комната свободна?

Молчит, медленно выдыхает, убирая руку с моих ног.

— Да?

— Зачем тебе уходить?

— А что? Появились планы? Мне, может, — заткните мне рот, — кольцо отработать?

Хмурится, прошипев:

— Спать ложись.

Вскидываю в воздух руки, с непривычки чувствуя этот камешек.

— Да что ты… нагрубила опять? Ая-яй! На такую не встанет?

Где там моя сучья улыбочка? Не забыл её ещё?

— Нин, хватит вести себя…

— Как кто? Как строптивая шлюшка? Ну, прости…

— Как ребёнок.

И меня торкает, дёргает, сбивая с лица показную спесь.

Я не знаю, что со мной не так. Не хочу знать…

Просто закрываю глаза и, пытаясь больше не думать, падаю на этот чёртов самый удобный в мире матрас, обнимая себя за талию.

Холодно… и всё это глупо.

Пока считаю до трёх, щёлкает торшер. Открываю глаза, теперь уже не боясь застывших слёз. Пока считаю до семи, он накидывает на мои поджатые к себе ноги свой край одеяла.

Уйдёт, наверное?

Но простыни не выдают этого.

Пока считаю до пятнадцати, он приближается, шумно выдохнув мне в плечо. Легко целует, обнимая рукой. И так, конечно, не правильно.

Но ладонь его руки замирает на моей, переплетая пальцы с моими.

Я не хочу, чтобы он говорил что-то.

Не хочу, чтобы он больше не делал вид, что верит в меня.

Не хочу, чтобы он больше не притворялся, что всё… в порядке.

— Хватит царапаться.

Сглатываю, даже думаю развернуться, но Дамир не даёт, снова сбив всю решимость своим поцелуем.

— Ты слишком…

Шумно рассмеялся.

— Спасибо и доброй ночи, Мир.

И к чёрту, что на утро не захочу просыпаться.

Части решений

Нина

Я не жду от этого дня чего-то особенного. Не жду, открывая глаза. Не жду, поднимаясь с чужой кровати. Не жду, проходя в его ванную, пока все спят. И точно не жду чего-то, смотря на заурядное отражение в зеркале.

Сегодня мне даже хватает простого контрастного умывания, хотя не помню, когда за последние года не наносила хотя бы базу. И лицо после горы слёз и салата с парами алкоголя тоже на утро выглядит так себе.

А ещё я где-то полгода назад перенесла в социальных сетях дату своего рождения на завтрашнее число. Так что сегодня будет тихо, никто не вспомнит. Ну, если только родители и родня по папиной линии.

Тихонько переодеваюсь, убираю его рубашку в стиральную машинку, снова кидая взгляд на неснятое кольцо. Пусть будет! Я не хочу сейчас думать об этом.

Ухожу к кухонному островку, включаю чайник, надеясь перед уходом попить хоть чего-то горячего. И нет, с Дамиром было уютно, но я готова поспорить, что его рука, которую умудрилась использовать вместо подушки, сто процентов затекла.

А ещё сейчас жжёт бедро, хоть сколько списывай его касания на бессознательное состояние, всё равно ощущение “облапанности” никуда не уходит.

Как-как там? Тактильный? Чему я сейчас улыбаюсь?

Рука дёргается от голоса, раздавшегося позади:

— Ай, что ты не спишь, женщина! — Алика ворчит и шипит одновременно.

— Я уйду скоро, Дамиру передай, ладно?

Посылает ещё одну порцию шипения и слишком шумно переворачивается на другой бок, задевая ногами тот самый деревянный столик.

— Сама передай, куда торопишься?

— Мне… — чайник начинает бурлить, — мне нужно по делам.

И не вру, но всё равно чувствую себя лгуньей.

— По каким? — Не отстаёт его сестра.

— Ммм, — я не хочу сочинять сейчас, потому вцепилась ладонями в край столешницы, смотря, как здесь работает техника, — мне нужно найти хорошую аренду.

— Где? — И тон стал намного увлеченнее.

— В каком-нибудь ТЦ.

— Ммм, — тянет совсем как Дамир, — а что для тебя “хорошая аренда”?

Знала бы я… но точно не то место, в котором мои ноготочки обитали ранее.

— Квадрата четыре в проходимом месте по более-менее приемлемой цене.

— Ммм, — повторяет, — а зачем? У тебя есть что-то?

Оборачиваюсь, посмотрев на неё. Та, видимо, уже давно сверлила мне спину, сев поудобнее.

— Что? — Улыбнулась. — Тайна?

Я считаю до пяти, пытаясь принять решение. Чего мне бояться? Мы обещали друг другу не надумывать о нас что-то хорошее, не строить замки из песка. Я могу сказать, что люблю маникюр и не переживать, что кто-то почти незнакомый скажет также, как отец: “Это не профессия”. Какая разница, даже если скажет, верно?

— Ну, не хочешь — не говори…

— У меня маникюрный салон, — врунишка, — салончик… место, где я хочу работать сама.