Ты не знаешь о дочери - Елена Безрукова
— Да, — ответил тут же я.
— Ну заходите тоже, так и быть.
Нас проводили в палату, где разместили Олю.
На огромной кровати девочка казалась ещё меньше чем была. Бледная, явно нездоровая. В руке — игла капельницы. Сердце кололо это зрелище. Катя кинулась к ней, я остался стоять позади, чтобы не мешать им. Девочка ещё очень слабая, может отключиться опять. Пусть хоть Катя с ней поговорит, нам так и вообще предстоит познакомиться с Олей. Очень верю, что скоро мы это организуем, когда она поправится.
— Олечка, солнышко! — Катя старалась не плакать, но голос и руки у неё сильно дрожали.
Она присела на край кровати рядом с дочкой и склонилась над ней. Гладила её по волосам, целовала бледные щёчки.
— Девочка моя…
— Мама… ты пришла.
— Конечно, милая, мама всегда рядом. Тише, тише, не вставай.
— Я хочу домой.
— Я знаю, моя хорошая, но пока надо побыть тут. А когда ты поправишься, мы тебя обязательно заберем.
— Мам…
— Что, зайка?
— Мам…
Глаза ребёнка снова закрылись. Оля замолчала и как будто снова уснула.
— Оля… Олечка, — сжала Катя маленькие ладошки дочери.
— Не беспокойтесь, у неё пока очень мало сил, — негромко сказал доктор. — Лихорадка всё ещё мучает её. Давайте выйдем.
Он мягко подтолкнул Катю, которая снова начала плакать, прижав ладонь к губам, к двери, я перехватил её за локоть и вывел за дверь.
Она остановилась у двери и стала смотреть в небольшое окошко на врачей, которые стали хлопотать над девочкой. Сказали не бояться, а сами забегали…
Врач тоже вышел к нам через несколько минут.
— Что случилось? — спросила Катя.
— Температура снова очень высокая поднялась, — ответил он. — Но мы контролируем. Сейчас ей поставят ещё капельницу.
— Токсикация так и идёт? — спросил я.
— Пока да, сутки еще не прошли. Через пару дней ей должно стать легче.
— А по клещу что-то известно уже?
— Пока нет, мы только утром его отдали в лабораторию.
— То есть еще неизвестно, что он переносил? И переносил ли?
— Для того мы и отдали его на исследования, — пояснил доктор, пока Катя гладила стекло окна, за которым лежала её дочь. Наша… — Если что-то обнаружится — мы сможем оказать помощь и нивелировать последствия инфекции. Вчера уже мы ввели необходимые препараты, чтобы предотвратить развитие любой из них, но на всякий случай надо удостовериться, поэтому ждем результата. Он будет на днях.
— Доктор, а можно попросить какой-то дополнительный уход за девочкой? — задал новый вопрос я.
— Какой дополнительный? — пожал плечами тот. — У нас и так клиника платная, и врачи тут все хорошие. Присмотрим, не переживайте.
— Спасибо. А потом её в обычную палату переведут?
— Да, как перестанет температура подниматься — сразу переведём.
— Палаты комфортные? Или можно заказать какую-то особенную?
— Все одинаковые, на двух человек. Не переживайте, они хорошие. И за девочкой вашей присмотрим. Вы вещи Оли привезли?
— Да, — ответил я и протянул пакет с вещами врачу. Я забрал его у Кати, когда она шла к Оле.
— Отлично. Тогда на сегодня всё. Не стоит мешать врачам заниматься вашим ребёнком. Приходите теперь уже завтра.
— Я останусь, — заявила Катя, и мы оба обернулись на неё.
Мне казалось, она нас совсем не слушает, но это было не так.
— В этом смысла нет, — пояснил врач. — Вас сегодня больше не пустят в палату, и тут тоже оставаться нельзя — по коридорам мы возим экстренных больных. Поэтому прошу покинуть отделение и приходить завтра. Всё будет хорошо.
Катя не стала с ним спорить. Кинула ещё один полный слёз взгляд на Олю под капельницей, и побрела к двери.
За дверью отделения интенсивной терапии она сначала остановилась и осмотрелась. Села на длинную скамейку в коридоре и стала смотреть в одну точку.
— Кать, ты серьёзно тут останешься?
В ответ она просто разрыдалась.
Господи как всё это тяжело мне!
И что мне теперь делать? Сидеть возле неё целый день? Я не могу, дела в офисе стоят. А как работать если перед глазами так и стоит бледный ребёнок под капельницей? И Катя, которая рвёт душу своими слезами и ощутимой болью. Я прямо ощущаю её.
— Кать, — я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, взял её ладонь в свои пальцы и сжал их. — Чем я могу помочь тебе?
Голубые глаза сфокусировались на мне. Она потянула свою руку обратно. Я неохотно разжал пальцы и позволил её теплу ускользнуть от меня. Но на моей коже так и горело ощущение её тонких пальцев в моих…
«Котёнок…» — так и билось в голове и вертелось на языке, но так называть её я больше не имею права.
— Ром, ты… Ты мне очень поможешь, если не будешь меня трогать, ладно? — попросила она, а меня словно кирпичом по морде долбанули.
Я ощутил ту же боль, что в школе, когда пытался её поцеловать, а она отказывалась…
Но теперь надо держать марку и свои странные никому не нужные горькие чувства при себе.
— Хорошо, извини… — ответил я. — Больше не стану. Я просто хотел поддержать. Ты в самом деле тут останешься?
— Да. Вдруг Оля ещё раз очнётся.
— Врач же сказал, что сегодня уже не пустят.
— Всё равно останусь.
Я вздохнул. Понимаю её желание и отчаяние, хоть и оставаться тут бессмысленно. Но сейчас ей этого не объяснить.
— Ром… А если найдут какую-то болячку? — спросила она, и снова запллакала, закрыв лицо руками.
А я нарушил уговор, который только что дал ей — прижал её к себе и хотел пожалеть.
Какое-то время она всхлипывала на моём плече, но вскоре снова отстранилась.
— Не надо… Не трогай, — тихо сказала она. — Будет больно.
— Кому?
— Нам.
— Почему?
— Сам знаешь почему…
