Дженнифер Смит - Статистическая вероятность любви с первого взгляда
Гости не отводили глаз от этих двоих… Они приникали друг к другу и снова со смехом расходились. Они танцевали, словно, кроме них, в зале никого не было. Они глядели друг другу в глаза с удивительно непринужденной искренностью. Шарлотта, улыбаясь, положила голову на плечо своему жениху, а он переплетал свои пальцы с ее пальцами. Они были как будто идеально созданы друг для друга и просто светились в золотистом сиянии светильников, кружась посреди восхищенных гостей.
Музыка смолкла, все зааплодировали, и тамада пригласил всех на танцпол. Родители Шарлотты тоже встали. Тетушку невесты повел танцевать человек из‑за соседнего столика, а Монти, к огромному удивлению Хедли, подал руку Вайолет. Она, проходя мимо, подмигнула Хедли.
Один за другим гости выходили в середину зала, и скоро жених и невеста потерялись в пестром круговороте сиреневых платьев. Хедли сидела за столом одна, тихо радуясь, что ее не заставляют плясать вместе со всеми, хотя невольно она чувствовала себя одинокой.
Она помяла салфетку в руках. Официант положил ей на блюдце булочку, а в следующий миг вместо него рядом оказался… папа.
— А где твоя жена?
— Я ее сплавил.
— Уже?
Папа с улыбкой потянул Хедли за руку.
— Готова исполнить зажигательный танец?
— Не знаю, — ответила Хедли.
Папа чуть ли не волоком вытащил ее в центр зала. По дороге им улыбнулась Шарлотта — она танцевала со своим отцом. Рядом Монти в паре с Вайолет исполнял нечто вроде джиги, а та хохотала, откидывая голову назад.
— Моя дорогая… — проговорил папа, протягивая ей руку.
Хедли взяла его руку, и папа в шутку закружил Хедли, а потом сбавил темп. Они описывали неуклюжие круги и никак не попадали в такт.
— Прости! — сказал папа, второй раз наступив Хедли на ногу. — Танцы мне никогда не давались.
— А с Шарлоттой ты танцевал неплохо!
— Это все она, — улыбнулся папа. — Рядом с ней я кажусь лучше, чем на самом деле.
Пару кругов они прошли молча. Хедли оглядывала зал:
— Хорошо здесь. И все такие красивые.
— Радость и довольство жизнью удивительно красят людей.
— Диккенс?
Папа кивнул.
— Знаешь, я наконец начала читать «Нашего общего друга». Папино лицо вспыхнуло радостью.
— И как?
— Неплохо.
— Стоит того, чтобы дочитать до конца?
Хедли мысленно увидела книгу, лежавшую на капоте черной машины, которая стояла перед церковью, где находился Оливер.
— Может быть.
— Знаешь, Шарлотта очень обрадовалась, когда ты сказала, что, возможно, приедешь погостить к нам, — вполголоса произнес папа, низко наклонив голову. — Надеюсь, ты в самом деле подумаешь об этом. Может, поближе к концу лета, пока не начнется учебный год? У нас есть свободная комната — пусть она будет твоей. Ты можешь даже перевезти часть своих вещей, пусть там и остаются, чтобы комната выглядела обжитой и…
— А как же младенец?
Папа, уронив руки, отшатнулся от нее с таким изумлением, что Хедли вдруг потеряла все свою прежнюю уверенность.
Песня закончилась, но еще до того, как успели умолкнуть финальные аккорды, оркестр перешел к следующей мелодии — громкой и энергичной. Все поспешили на танцпол. Официанты расставляли тарелки с салатом на опустевшие столики. Гости танцевали, смеясь и прыгая без особого внимания к ритму. А Хедли с папой все неподвижно стояли посреди общей кутерьмы.
— Какой младенец? — очень медленно, почти по складам произнес папа, как будто он разговаривал с маленьким ребенком.
Хедли начала растерянно озираться. В нескольких шагах от них из‑за плеча Монти вдруг выглянула Шарлотта, пытаясь понять, отчего это они остановились.
Хедли попыталась объяснить:
— Просто я услышала в церкви… Шарлотта сказала, и я подумала…
— Тебе?
— Что?
— Тебе сказала?
— Нет, парикмахерше. Или визажистке. Не знаю… Я нечаянно услышала.
Папино лицо заметно расслабилось, даже складка возле губ разгладилась.
— Слушай, пап, ты не думай, я ничего против не имею.
— Хедли…
— Нет, правда, все нормально. Я и не ждала, что ты мне расскажешь об этом по телефону или еще как‑нибудь. Мы ведь мало общаемся. Я просто хотела сказать, что тоже хочу участвовать в его жизни.
Отец, уже собираясь заговорить, вдруг остановился и пристально посмотрел на нее.
— Я больше не хочу ничего упускать, — торопясь, продолжила Хедли. — Не хочу быть для этого ребенка дальней родственницей, которую он никогда в жизни не видел, не ходил с ней по магазинам, не советовался ни о чем и даже не ссорился… А потом, когда мы наконец встретимся, только вежливо поздороваемся, и нам и поговорить‑то не о чем будет. Я хочу по‑другому.
— Ты хочешь? — произнес папа.
Но это был не вопрос — а утверждение, полное надежды. Как будто загаданное желание, которое он слишком долго хранил у себя в сердце.
— Да, я так хочу.
Музыка опять изменилась. Теперь играли что‑то медленное. Гости понемногу возвращались к столикам, где их дожидался салат. Шарлотта, проходя мимо, легонько пожала папин локоть. Хедли была ужасно рада, что теперь у нее хватает ума им не мешать.
— Шарлотта не такая уж и плохая, — призналась Хедли, когда та отошла от них на несколько шагов.
Папа усмехнулся:
— Рад, что ты так считаешь.
Они остались одни на танцполе. Все взгляды были устремлены на них, а они так и стояли посреди зала. Звенели бокалы, звякали вилки и тарелки, но Хедли все равно чувствовала, что внимание гостей сосредоточено только на них с папой.
После короткого молчания папа пожал плечами:
— Даже не знаю, что сказать.
И тут Хедли пришло в голову нечто совершенно неожиданное. Сердце больно застучало в груди. Хедли произнесла очень медленно:
— Тебе не нужно, чтобы я лезла в вашу жизнь.
Папа, качнув головой, придвинулся поближе и положил ее руки на свои плечи, заставляя поднять голову.
— Конечно, нужно! Больше всего на свете! Просто, понимаешь, Хедли…
Она посмотрела ему в глаза.
— Нет никакого младенца.
— Что?
— Когда‑нибудь, конечно, будет, — слегка смущаясь, пояснил папа. — Во всяком случае, мы на это надеемся. Шарлотта беспокоится, потому что у нее в роду с этим были проблемы, а она уже не так молода… Ну, постарше, чем мама в свое время. Но она ужасно этого хочет, и я тоже, если честно. Вот мы и надеемся на лучшее.
— Но Шарлотта сказала…
— Просто она из тех людей, которые, если чего‑нибудь сильно хотят, все время об этом говорят. Как будто тогда все сбудется.
Хедли невольно состроила гримасу:
