Эстер Росмэн - Без покаяния. Книга первая
И с этими словами он поцеловал ее, а руки его скользнули вниз.
Харрисон довел экскурсию по дому до конца, оставив напоследок семейную спальню. Они поднялись наверх и вошли туда, где прежде он спал только с Эвелин. Мэджин ни о чем не спросила, хотя, как ему казалось, она думала о том же. Он сел на кровать и смотрел, как она прошла в ванную и приводила там в порядок свои волосы. Любуясь тем, как ловко облегает ее юбка, он чувствовал возбуждение, и это ему нравилось. Вернувшись в спальню, Мэджин подошла к нему и встала между его ног, пальцы ее пробежали по его полуседым волосам и увязли в густых прядях, а он в это время поцеловал ее в грудь, чувствуя сквозь тонкую ткань блузки упругий сосок.
— Как насчет шампанского? — насмешливо и дразняще спросила она.
— Ты права, детка. Начать, пожалуй, стоит с шампанского.
Они спустились вниз, в гостиную, и Харрисон принес вино и бокалы, затем открыл дверь на веранду. Они устроились на кушетке, лицом к, камину, и он, открыв шампанское, наполнил бокалы.
— Такое впечатление, будто мы отмечаем нечто особенное, какое-то знаменательное событие, — задумчиво проговорила она.
— Так оно и есть, Мэджин. Так оно и есть.
За полчаса они оба слегка опьянели. Мэджин положила голову ему на грудь, говоря, как сильно она его любит. Рука ее гладила его грудь и плечи поверх спортивной рубашки, потом, расстегнув одну пуговку, она просунула пальцы под рубашку и ощутила, как бьется у нее под ладонью его сердце.
— Я хочу тебя, Мэджин, — пробормотал он ей на ухо. — Хочу тебя, хочу.
Рука ее скользнула вниз, к его бедрам, и даже сквозь плотную ткань брюк она почувствовала, как горяча и тверда его плоть.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — прошептала она.
— Разденься, — сказал он садясь прямо. — Я хочу, чтобы ты устроила мне небольшой стриптиз.
Мэджин немного колебалась, а потому шла от кушетки в сторону камина неуверенно. Потом повернулась к нему соблазнительным движением одалиски, хотя и продолжала испытывать некоторую неловкость. Но вот она скинула с ног открытые туфельки — сначала одну, потом другую — и, высоко поднимая над головой руки, сняла блузку, открыв покачнувшиеся тяжелые груди. Затем коснулась застежки юбки и постояла без движения, потом расстегнула застежки и, когда юбка соскользнула на пол, отбросила ее ногой. Одарив его хмельной улыбкой, она медленно сняла трусики и теперь совершенно нагая стояла под портретом его матери.
— А дальше что? — спросила она, усмехнувшись.
Харрисон тяжело встал, придвинул кресло, поставив его между ними, и сказал:
— Иди сюда.
Когда она подошла, он повернул ее лицом к камину и наклонил к ручке кресла. Потом спустил брюки и прижался к ее ягодицам, чувствуя, что она ждет его. Вошел он в нее резко и сильно, так что она вскрикнула и уперлась руками в кресло. Она стонала и вскрикивала, а он даже не знал, от боли или наслаждения. Ему в эту минуту было все равно. Он хотел только одного — снова и снова проникать в ее сладостное лоно…
Когда Мэджин повернулась к нему, он обнял ее и прошептал:
— Я люблю тебя. Люблю…
Потом, когда прошло несколько долгих минут, он собрался с силами и снова посмотрел прямо в лицо Энн Мэтленд. Глаза его переполнились слезами — непостижимо, но он заплакал.
* * *Тело Харрисона содрогнулось под одеялом, хотя он блуждал во тьме полусна. Глаза его были закрыты, и он не видел, как она вошла, не слышал даже, как открывалась дверь. Но когда ее прохладная рука коснулась его лба, он окончательно пришел в себя, сбросив дурман дремоты.
— Эвелин!
Он почувствовал, что его сердце куда-то плывет.
— Надеюсь, я не испугала тебя, дорогой. Ты выглядишь таким потерянным.
— Ох… Мне тут что-то вкололи. Это было что-то вроде сна, но по-настоящему, кажется, я не спал.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Да, да. — Он постарался улыбнуться.
— Сегодня такое прекрасное утро. Я жду от врачей добрых известий.
— Надеюсь, ты их дождешься.
Эвелин принесла с собой несколько газет и положила ему на колени.
— Все выглядит не так уж плохо, — сказала она.
Харрисон открыл «Вашингтон пост». Статья помещалась в нижнем левом углу первой страницы. Прочитав заголовки и пару абзацев, он отложил газету.
— Кажется, никто не ждет, что из-за моей болезни колеса правительственного механизма перестанут крутиться.
— Не обижайся, Харрисон, но думаю, что для меня ты гораздо важнее и нужнее, чем для всего остального мира.
Он слабо двинул рукой и прикоснулся к ее пальцам.
— Харрисон, о чем ты думаешь?
Он колебался, долго молчал, но наконец все же сказал:
— Тебе не кажется, что я был гораздо счастливее в те времена, когда меня звали Дэвидом Феррегутом?
Эвелин рассмеялась.
— Ты это помнишь?
— Такие вещи не забываются.
Она поцеловала его в макушку и погладила по щеке. Харрисон смотрел, как от окна через всю комнату проходит пучок солнечных лучей.
— Как ты думаешь, они дадут мне передохнуть перед тем, как я вернусь к предвыборной суетне?
— Полагаю, что да.
— Тогда, может, мы съездим с тобой на Восточное побережье?
— Ты хочешь этого? — с неприкрытой радостью спросила она.
Его переживания по поводу «Роузмаунт» были довольно сложными. Да, он привозил туда свою любовницу, он даже зачал там с ней ребенка, но ведь это также место, где он маленьким сидел на коленях своей матери, и место, где он ухаживал за Эвелин.
— Я не просто хочу поехать туда с тобой, Эви, — ответил он. — Это вопрос жизни или смерти.
Часть III
МАУНТ АЙВИ, ДЖОРДЖИЯ
15 октября 1988 года
Бритт ехала из Атланты к холмам северной Джорджии. В субботу она должна быть дома, на похоронах своего дяди, Эрла Хэтчера. Тетя Леони позвонила накануне вечером и сообщила, что дядя Эрл умер, слушая по радио репортаж футбольного матча между университетскими командами. Она нашла его мертвым, он сидел в своем кресле, видно, не пережив одного из острейших моментов матча.
Энтони собрался было лететь с ней, но судебная сессия только началась, и Бритт не хотела, чтобы он в понедельник пропустил важное заседание, на котором они должны рассмотреть прошения об истребовании Верховным судом дел из производства нижестоящих судов. Она решила поехать на похороны без него, предпочитая встретиться со своим прошлым один на один.
Подъезжая, Бритт осматривалась по сторонам. Легкая дымка и лесной туман делали на расстоянии очертания Блю Ридж неясными, и воздух, который она вдыхала, опустив стекло взятой напрокат машины, был по-осеннему густ и ароматен, напоминая ей детство. И хотя далеко не все воспоминания детства были приятны, но теплое чувство при виде знакомых мест все же коснулось ее души: она снова вернулась домой.
