Эмма Чейз - Все закручено
— Я не планировала этого, Дрю. Ты должен знать, что я не хотела, чтобы так случилось. Но это произошло. И люди меняются. Вещи, которые мы хотим… меняются. И прямо сейчас, ты и я хотим две разные вещи.
Он делает ко мне шаг.
— Может, нет.
Я сильно стараюсь не искать скрытый смысл в том, что он здесь. Не хочу лишний раз надеяться. Потому что надежда может уплыть, как бревно по волнам. А если она окажется напрасной?
Она разбивается о скалы — разбивает тебя на тысячу осколков.
— Что это значит?
Его слова осторожны. Четко спланированы.
— Я приехал, чтобы пересмотреть условия наших отношений.
— Пересмотреть?
— Я очень много об этом думал. Ты пришла ко мне прямо от Уоррена, сразу. Ты просто… не успела нагуляться. Так что… если ты хочешь проводить время с другими людьми… — он сжимает челюсть, будто слова пытаются остаться внутри, и ему приходиться заставлять их выходить наружу, — я не буду против.
Я нахмурилась от непонимания.
— Ты проделал весь этот путь сказать мне, что ты не против того, чтобы мы… встречались с другими людьми?
Он тяжело сглатывает.
— Угу. Знаешь, ну если я все еще буду в ротации.
Секс всегда был на первом месте для Дрю. Вот, значит, в чем дело? Он не хочет ребенка, но и спать со мной не хочет прекращать? Иметь свой кусок пирога и все такое. Без всяких обязательств.
Это как в шоу Джерри Спрингера.
— И как ты себе это представляешь, Дрю? Быстренький перепихон на обеденном перерыве? Дежурный секс по звонку? Никаких разговоров? Никаких вопросов?
Он выглядит нездоровым.
— Если это то, чего хочешь ты.
И я так… разочарована.
В нем.
Мне противно.
— Езжай домой, Дрю. Ты теряешь свое время. У меня нет никого желания на беспорядочный секс в этот определенный период моей жизни.
Это застигает его врасплох.
— Но… почему нет? Я думал…
Он замолкает. А взгляд становится тяжелым.
— Все дело в нем? Ты сейчас серьезно говоришь, что он так много для тебя значит, хрен бы его побрал?
Мне не нравится его тон. Унизительный, издевательский. Я раньше говорила, что я бабочка? Нееет. Я чертова львица.
— Он значит для меня все, — тыкаю в него пальцем. — И я не позволю тебе заставить меня об этом сожалеть.
Он морщится, словно я ударила его электрошокером. Пять тысяч вольт прямо в грудь. Но потом он приходит в себя. А потом упрямо складывает на груди руки. Абсолютно бесцеремонно.
— Плевать. Нихрена это не значит.
Если вы слишком сильно накачаете колесо, превысите пределы допустимого, знаете, что случится?
Оно взорвется.
— Как ты можешь такое говорить? Какого черта, что с тобой не так?
А он нападает на меня в ответ.
— Ты серьезно? Что не так с тобой? Ты под кайфом? Или у тебя раздвоение хреновой личности, на которое я раньше не обращал внимания? Два года Кейт! Целых два чертовых года я отдавал тебе все… а ты… ты так стараешься все это растоптать!
— Не смей так говорить! Последние два года значили для меня все!
— Тогда веди себя так! Господи, ты, боже мой!
— Как я должна себя вести себя, Дрю? Что ты от меня хочешь?
Он кричит.
— Я хочу любую частичку тебя, которую ты только пожелаешь мне отдать!
Мы оба замолкаем.
Дышим тяжело.
Смотрим друг на друга.
Голос его тихий. Разбитый.
— Хоть что, Кейт. Только… не говори мне, что все кончено. На это я не соглашусь.
Я складываю руки на груди, в воздухе бьет сарказмом, как разряд молнии.
— У тебя, кажется, не было с этим проблем, когда твой язык застревал в горле той стриптизерши.
— Лицемерие не очень-то тебе идет, Кейт. Ты меня просто разочаровала до ужаса. Думаю, ты заслужила попробовать свою собственную хренову пилюлю.
Вам это часто встречается. В журналах со звездами, на ТВ. Вот одна пара — родственные души, и никогда ничего подобного не испытывали, скачут туда-сюда на диване у Опры, влюбленные. А потом, через минуту, они готовы придушить друг друга — таскают за собой юристов на разборки из-за денег, имущества… или детей. Мне всегда было интересно, как такое случается.
Приглядитесь получше. А вот так.
— Ну что ж. Похлопай себя по спинке, Дрю. Ты хотел сделать мне больно? У тебя получилось. Теперь тебе лучше?
— Угу, в восторге. Довольный до ужаса. Не видно?
— Может, хоть на пять минут перестанешь вести себя, как ребенок?
— Если ты перестанешь вести себя, как бессердечная сучка?
Если бы он стоял достаточно близко, я бы влепила ему пощечину.
— Я тебя ненавижу!
Он холодно улыбается.
— Считай, что тебе повезло. Как бы я хотел ненавидеть тебя — я молился об этом. Что бы выкинуть тебя из головы. Но ты все еще там, под моей кожей, как какая-то чертова смертельная болезнь.
Вы когда-нибудь сидели над каким-нибудь кроссвордом, что печатают в газетах? Вы настраиваетесь на то, чтобы разгадать его до конца — вы начинаете с такой уверенностью, что у вас получится? Но потом становится просто слишком трудно. Отнимает слишком много сил. И вы сдаетесь. Просто… бросаете.
Я прижимаю руку ко лбу. И хотя я стараюсь выглядеть сильной снаружи, голос у меня слабый.
— Я больше не хочу этого, Дрю. Больше не хочу ругаться. Мы можем заниматься этим весь день, но это ничего не изменит. Мне не нужны отношения наполовину. Это не подлежит пересмотрению.
— Черта с два! Пересмотреть можно хоть что. Это всего лишь зависит от того, насколько стороны готовы прогнуться. — А потом он начинает умолять. — А я готов, Кейт — я прогнусь. Ненавидь меня сколько угодно, но… не… бросай меня.
И он звучит так подавлено. Отчаянно. И я должна остановить себя, чтобы не начать его утешать. Чтобы не сдаться, чтобы не сказать «да». Несколько дней назад, я бы так и поступила. Я бы воспользовалась шансом заполучить те крохи, что он мне предлагал. Чтобы он оставался в моей жизни, сделала бы все, что могла.
Но не сегодня.
Потому что теперь дело касается не только меня.
— Я теперь представляю собой «пакетную» сделку. Ты должен захотеть нас двоих.
Он машет кулаками в воздухе, ища что-то по чему бы ударить.
— О чем ты вообще нахрен говоришь? — рычит он. — Такое ощущение, что я застрял в каком-то ненормальном кино, в котором вообще нет никакого смысла! Ничего не понимаю!
— Я говорю о ребенке! Я не собираюсь рожать ребенка в отношениях, где его не хотят! Это не честно. Неправильно.
Не думала, что Дрю может стать еще бледнее, чем уже был, когда сюда приехал, и при этом, оставаться живым. Но я была не права. Потому что его лицо становится еще белее. На два тона.
