Вера Колочкова - Дом для Одиссея
– Лиза, а можно детям дать трубку? Алина очень хочет с ними поговорить.
Соскочив с кровати, она опрометью бросилась в ребячью спальню. Борис и Глеб сидели на кровати, разбуженные ее криком, сонно и испуганно таращили глаза. Приложив трубку к Глебову маленькому ушку, она присела с ним рядом, прижала к себе, почувствовав под рукой вмиг по-воробьиному застучавшее сердечко.
– Мама! Мамочка! – запищал в трубку Глеб и вдруг заплакал на выдохе одной тонкой ноткой, весь скукожился-напрягся в Лизиных руках и долго не мог вдохнуть в себя воздуху. А когда вдохнул наконец, разразился уже таким отчаянным плачем-воем, что Лиза окончательно растерялась. Борис брата поддержал, как всегда. То есть заплакал того горше и все тянулся ручонкой к мобильнику, словно желая, чтоб мать услышала и его отчаянный плач тоже. Заславская, соскочив с кровати, все махала над ними руками, как перепуганная курица, и пришлось с силой выцарапывать телефон из цепких ручек и выбегать из спальни, чтобы продолжить разговор.
– Алина! Вы слышите меня? Вы ничего такого плохого не подумайте. Они у вас вовсе и не плачут никогда! Первый раз вот! Им у меня хорошо, я ни на минуту от них не отошла, честное слово. А сейчас они просто голос ваш услышали.
– Да. Я понимаю, Лиза. Спасибо вам, – прошелестела у нее в руке трубка слабым, совсем девчачьим голосом. – Большое вам спасибо… Лиза, а как у них ветрянка проходит? Не очень тяжело?
– Нет-нет, что вы! Температура как в первый день спала, так и не поднималась больше. А болячки я исправно зеленкой смазываю. Все с ними хорошо! Я их ни на минуту не оставляю, не беспокойтесь! Вы слышите меня, Алина? У вас очень хорошие дети, замечательные. Они сейчас поплачут и перестанут.
– Да, я поняла. Спасибо вам.
Лиза еще что-то хотела сказать, но слабый Алинин голосок уже сменился в трубке Лёниным – виноватым, встревоженным и растерянным:
– Лиза! Лиза! Ты меня слышишь? Успокой их как-нибудь, ладно? Скажи – мама скоро приедет! Совсем скоро! Ну все, не могу больше говорить, тут врачебный обход начинается!
Телефон замолчал. Борис и Глеб ревели еще долго, надрывая Лизино бедное сердце. Ревели сладко и взахлеб, перекрикивая друг друга и не слушая никаких уговоров. А телефон вскоре зазвонил снова требовательно и раздражающе. Увидев на дисплейчике знакомое имя, Лиза решила было не отвечать, но потом вдруг передумала.
– Да, Рейчел, я тебя слушаю.
– Элизабет, что у тебя там происходит? Это дети плачут? Ты где, Элизабет?
– Я дома.
– А что случилось? Откуда у тебя там дети? Тебе нужна моя помощь?
– Ой, я не знаю. Наверное, да.
– Я сейчас приеду! Тем более и мне твоя помощь нужна! Представляешь, твой помощник в конторе не выдает мне на руки московское судебное решение! Говорит, только ты ему должна дать указание. А без этой бумаги нас нигде слушать не хотят.
– Я сейчас ему позвоню. Пусть Дейл едет и забирает решение. Не беспокойся, теперь все будет хорошо. Так ты приедешь?
– Да, я скоро.
К приезду американки Борис и Глеб, исчерпав, наверное, весь недельный запас слез, устало затихли и лишь по очереди тяжко и продолжительно всхлипывали. С кровати тоже вставать не хотели, так и сидели на ней рядышком, прижавшись друг к другу красными мордашками, испещренными яркими зелеными пятнами. Лиза в полной растерянности стояла над ними, не зная, что предпринять. И зачем она послушала Лёню и притащила им эту трубку с сидящим там материнским голосом? Откуда ж она знала, что все так горестно обернется? Не предполагала даже.
А вот Рейчел очень легко с этой ситуацией справилась. Одной левой, можно сказать. Вошла к ним, подсела сбоку на кровать, заговорила-залепетала что-то свое нежное и английское, легко протянула к ним руки, пощекотала каким-то образом под подбородками, как котят, и – о, чудо! – они уже улыбаются ей, и блестят навстречу глазенками, и даже умываться пошли дружненько вслед за ней в ванную. Как они поняли-то, что она их именно умываться зовет? Она ж по-русски ни слова не сказала! Вот уж воистину – у настоящего материнского таланта национальности не бывает. И свезло же несчастному Дениске Колюченкову! Ой как свезло.
Поначалу у Лизы отлегло, конечно. Близнецы успокоились, плакать перестали, и слава богу. А потом вдруг на душе так мучительно-неуютно стало. Лиза решила было привычно отмахнуться от ощущения этого странного неуютия, но потом поняла – не так-то просто это будет сделать. И еще поняла, что мучается она на самом деле простой и обычной, пресловутой, наибанальнейшей ревностью. Сроду такого чувства в себе не знала. Да и в самом деле – обидно же! Она тут, понимаешь, вся им отдалась, до конца и до капельки, а они… Как мать услышали – сразу в рев…
– Ну, почему, почему так, Рейчел? – в который уже раз вопрошала она у гостьи, когда та, уложив близнецов после обеда спать, спустилась к ней на кухню. – Я ведь, знаешь, за это время всем сердцем к ним привязалась! Даже не знаю, как и матери обратно отдавать. Не смогу я больше без них… А они…
– А как ты хотела, Элизабет? Все равно отдавать придется, никуда не денешься. У них мать есть. И привязка к матери, судя по всему, очень настоящая. Любит она их. А эту веревочку, знаешь, никому оборвать не дано. Но ты этим детям должна быть очень, очень благодарна! Они взяли и разбудили в тебе то самое, материнское, в наличии которого ты так сомневалась. Есть оно, Лиза. В каждой женщине. А в тебе так и очень много, я смотрю. И очень тебя с этим поздравляю.
– Да с чем, Рейчел? Детей-то скоро отнимут…
– А ты что, любить их перестанешь от этого?
– Нет.
– Ну вот. А это самое главное. Не обязательно же любить, находясь неотлучно рядом. Будешь навещать, дружить, помогать. Научишься слышать их на расстоянии – это тоже важно! Для детей ведь чем больше любви, тем лучше. Да ты еще и своего родишь, какие твои годы!
– Как? От меня же муж ушел. К матери этих вот мальчишек. Она больна очень, он ее на операцию повез. А я вот в няньки сама навязалась.
– Да? Интересно. Ты меня все больше и больше удивляешь! И знаешь, в хорошую сторону удивляешь. Я думаю, у тебя все теперь будет хорошо. Я имею в виду материнскую твою жизнь. И знаешь, что еще скажу? Если все русские женщины такие, как ты, то у вашей страны большое будущее! И у вас тоже со временем не будет ни сиротских домов, ни приютов.
– Ой, ну ты и загнула! Тоже, нашла эталон, – засмущалась вдруг от ее слов Лиза.
– Я не понимаю, что по-вашему в данном случае означает слово «загнула», но надеюсь, что я права! – весело парировала Рейчел. И тут же озабоченно перешла на свои насущные проблемы: – Так ты позвонила своему помощнику насчет московской бумаги? Как думаешь, много еще времени займет окончательное оформление документов? Так мне уже домой хочется.
