Лариса Кондрашова - Шоу для завистницы
— Нам нужно срочно приладить на место дверь. Да, на новые петли. Сварка, конечно, понадобится. Мы заплатим по двойному тарифу.
Он вопросительно смотрит на Марину Константиновну, и она согласно кивает.
Между тем Анатолий Викентьевич с Вовой за руки за ноги уносят старшего нападавшего в дальнюю комнату, предварительно заклеив ему рот скотчем.
— Вряд ли он будет кричать, — замечаю я.
— Береженого Бог бережет, сказала старая дева, надевая на свечу… — отзывается Вова и замолкает от пинка в бок, которым награждает его старший товарищ.
Потом они возвращаются и склоняются над все еще лежащим без движения Арсением. Сердце у меня замирает, а потом начинает быстро и болезненно биться: неужели я его убила?!
— Жив, — говорит Анатолий Викентьевич и тоже связывает тому руки. Наручников у него больше нет, и он, оглядевшись, хватает лежащее поблизости посудное полотенце и рывком рвет его на две полосы. — Авось удержат. Надолго-то нам и не надо.
А потом мы впятером собираемся в гостиной, где Марина Константиновна с помощью Найденова, а вовсе не моей, накрывает на стол чай со все тем же суперпеченьем, потом добавляет к нему йогурт, сыр и красную икру.
— Все, что было в холодильнике, — оправдывается она.
Чтобы совсем уж не оставаться не у дел, я разливаю свежезаваренный чай.
— Коньячку? — спохватывается Марина Константиновна.
Открывший было рот Анатолий Викентьевич беззвучно его закрывает, а Найденов, пару секунд помедлив, соглашается:
— А что, пожалуй, можно. Как я понимаю, кое-что нам надо обсудить, а за чаем это пройдет полегче… Итак, я хотел бы знать, ради чего мы вступили в конфликт с законом?
— Какой же это конфликт? — сразу кидаюсь я на выручку Лавровой. Хотя с чего бы? — А как же нарушение неприкосновенности жилища, или как это называется? Если хочешь знать, это просто-напросто шантажисты.
— Ну, не такие уж они простые, эти шантажисты.
Он показывает нам пистолет, отобранный у одного из нападавших.
— Возможно, вы не знаете, Ванесса Михайловна, но это табельное оружие…
— Почему же не знаю, знаю. Обычный «макаров».
— Обычный! — передразнивает он. — И часто вы видите его у законопослушных граждан?
— Можно я расскажу? Быстро? — спрашиваю я у Лавровой.
Она пожимает плечами. Если она и не хотела бы, чтобы эта история стала достоянием гласности, то у нее все равно нет выбора: мы — как команда из Министерства чрезвычайных ситуаций, прибыли вовремя и спасли ее от очень неприятной истории.
— Муж Марины Константиновны — Петр Васильевич стал объектом шантажа своих сослуживцев, с которыми он работал в некоей конторе, которую обычно называют аббревиатурой из трех букв.
— Из трех букв, Ванесса Батьковна, — хмыкает Вова, — у нас есть много чего интересного.
— Не хами, — останавливает его Анатолий Викентьевич.
— Ну и?.. — поторапливает Найденов.
— Они похитили главу семьи и, насколько я понимаю, приехали предъявить ультиматум Марине Константиновне.
— Все понятно, — кивает Михаил Иванович, — одно неясно. Вы-то, Ванесса Михайловна, какое отношение имеете к этой истории?
— Вообще-то никакого, — признаюсь я, — за исключением того, что Марина Константиновна и Петр Васильевич — бабушка и дедушка моего сына.
— А вы говорите, никакого. Значит, они — ваши родственники через сына. И вы готовы ради них подвергать свою жизнь опасности?
— Опасности?
Только тут меня осеняет: в самом деле, что я здесь делаю? Разве меня кто-нибудь просил вмешиваться и кого-то там спасать? Может, кто-то вовсе этого не хочет? А у меня маленький сын, и если со мной что-нибудь случится…
Я поднимаю на Найденова растерянный взгляд.
— Вот о чем я и толкую, — кивает он.
Глава восемнадцатая
— А как вы узнали, что ваша… гм… бывшая свекровь — вы ведь были замужем? — оказалась в таком сложном положении? — продолжает задавать вопросы Найденов, не давая мне возможности долго раздумывать.
Еще парочка штрихов в копилку моих наблюдений, почему он добился таких успехов в своем бизнесе. Главное, Михаил умеет моментально собраться, оценить обстановку и в сложной ситуации сохраняет спокойствие и рассудительность.
— Ничего я не знала! Просто мне хотелось… в глаза ей посмотреть, что ли!
Мы ведем этот не слишком приятный для меня разговор, возвращаясь на выделенной Найденову машине, водитель которой терпеливо ждал нас в течение всего времени, а потом возил нас по всей Москве, когда мы улаживали дела супругов Лавровых.
То есть мы до конца ничего не уладили, слишком уж мало было времени, но смогли договориться с бывшими коллегами Лаврова-старшего, что они отпускают Петра Васильевича в обмен на свои драгоценные жизни. Правда, им никто и не угрожал, но Михаил Иванович умеет так красноречиво молчать, так длить паузу, что его собеседники успевают додумать все, что угодно.
А потом Лаврова представила меня своему мужу, похудевшему и осунувшемуся, запертому на даче в Переделкине — надо же, такой знаменитый поселок стал местом заключения полковника ФСБ.
Он оценивающе смотрит на меня — не только как мужчина, но и как психолог и говорит:
— И зачем это было вам надо?
Я пожимаю плечами:
— Кто знает? Мой папа любит повторять, что рука дающего не оскудеет. Считайте, что я дала вам свободу в обмен…
— Значит, все-таки обмен? — усмехается он.
— В обмен на собственное спокойствие, — холодно договариваю я. Думает, мне от них что-нибудь нужно?
— А вы о нас беспокоились? — продолжает допытываться он.
Чего привязался? Лучше бы поблагодарил и все. Или ему чувство благодарности незнакомо? Впрочем, он может сказать, что меня об этом не просил. В самом деле, чего я лезу не в свое дело? Так мне и надо!
Мы оставляем на даче — чья, интересно, она? — его приятелей, тем более что тот, кого я ударила гантелью, получил, как видно, сотрясение мозга. Анатолий Викентьевич перевязал ему голову бинтом еще в квартире Лавровых, а теперь заставляет его лечь в постель.
— Ему надо полежать, — говорит он его товарищу. — Лучше, конечно, вызвать врача.
И потом вполголоса замечает мне:
— Тяжелая у вас рука, Анечка. Не хотел бы я вас чем-нибудь разозлить.
Мы отвозим домой супругов Лавровых. Хорошо, что стекла в джипе тонированные и снаружи не видно, что нас в машине шестеро. Высаживаем у их дома, но на приглашение Марины Константиновны зайти в гости отказываемся.
— Извините, — говорю я, — у нас вечернее мероприятие, на котором я пообещала непременно быть.
