Вероника. Исповедь влюблённой - Лариса Борисовна Эвина
А ещё на прикроватной тумбочке у неё лежала книга «АУМ. Синтез мистических учений Запада и Востока», где она нашла для себя то, что объясняло ей многое.
«Чувства вводят тебя в крепость души: через сердце достигнешь ты самого себя».
«Преображая чувства, можно излечить болезнь жизни и уничтожить её безумие».
«Возьми болезнь и преврати её в силу. Возьми безумие и преврати его в божественное упование».
Прошла неделя. «Стоп-кадр» Вероники затянулся и мягко перетёк в глубокую депрессию. Она спала до обеда, кофе её не бодрил: выпив чашку, она опять падала в постель. В конце концов, её разум начал бунтовать от такого образа жизни. Как Мюнхгаузен тащил себя из болота, так и она взяла себя за волосы и вытянула из зоны комфорта.
Заглянув в кошелёк и пересчитав оставшиеся там деньги, Вероника заставила себя сходить в магазин. Надежда на продажу её картин, выставленных впервые в дорогом мебельном салоне, таяла, как январский снег. Её осенние ботинки были не предусмотрены для дождливой зимы. Она ужаснулась: «Когда-нибудь кончится эта нищета?!» Она зарабатывала, продавая детские картинки с героями из мультфильмов, и накануне продала последнюю. Надо опять искать подработку. Вероника вспомнила, как летом устроилась в фирму разрисовывать стеклянные новогодние шары. Этот опыт напоминал ей тогда труд рабов на галерах. Платили крохи. Через два месяца Вероника уволилась, решив, что лучше быть голодным художником, чем униженным бесправным рабом.
Купив возле дома газету с предложениями о трудоустройстве, Вероника тут же, на месте, углубилась в её изучение. Привлекло одно объявление о дежурстве на бетонном заводе. «А почему бы не попробовать? По ночам всё равно не сплю — буду писать стихи и рисовать». Жаль, что завод находился очень далеко от дома. Подъём в пять тридцать утра. Дежурство сутки через двое. Где наша не пропадала!
Аккуратно сложив газету е сумочку, Вероника зашла в подъезд своего дома и вызвала лифт. Пока он урчал где-то на последних этажах, перенастраиваясь на снижение, девушка задумалась о роли этого аппарата в философском аспекте. У лифта нет фиксированной точки СТАРТА и ФИНИША. Где бы ты в него ни входил, для спуска или подъёма, это твой старт. Когда лифт идёт вниз, все едут к одному финишу под номером один. Каждый входящий, как солдат на перекличке, гордо заявляет о своём намерении: «Первый» — и жмёт кнопку «один». И таких первых в лифте могут собраться не более четырёх человек определённой категории упитанности, выраженной в килограммах (так написано в инструкции). И каждый из них «Я единственный». «Я неповторимый». «Я незаменимый». «Я». «Я». «Я». «Я». И всем на первый, и все хотят быть первыми, нажимая кнопку «один». Все будто играют в детские пятнашки, стуча по панели с кнопками: «Тук, тук — за себя!», «За единственного!» Цифра один сродни «Я». Только единица начинает числовой ряд, а буква «Я» — заканчивает алфавит. Здесь нет проигравших и нет выигравших.
Пока её мозг изощрялся в размышлениях, лифт подъехал и галантно распахнул свои дверцы. Вероника зашла в него, как на свой СТАРТ, и нажала кнопку этажа, на котором располагалась её квартира. В голове опять прозвучало многоголосие: «Yes! Вероника, Yes!»
Через неделю в больнице планировалось открытие выставки всевозможных поделок пациентов. Вероника не хотела принимать участие в мероприятии, но потом поняла, что это будет очень важно для всех других, случайно или неслучайно попавших в клинику людей.
«Пусть мои работы дадут надежду другим. Меня они радуют возможностью по бартеру заниматься аэробикой и пользоваться салоном красоты в качестве модели. Ура натуральному обмену!» — подумала про себя Вероника и улыбнулась. Газету о работе положила на видное место, чтобы позже не забыть позвонить. Она была дома одна и поэтому решила написать письмо Гоше. Писать письма стало её зависимостью. Так Вероника сама себя обманывала, она это осознавала, но ничего не могла с этим поделать.
Серебром искрился снег.
Падал нам на плечи.
Смущаясь, ты меня просил,
Ты молил о встрече.
В парке белом.
В облаках,
Средь снегов холодных,
Целовались ты и я.
До любви голодных.
Здравствуй, Георгий!
Извини, что снова приходится прибегать к эпистолярному жанру. Но я боюсь, что при нашей встрече всё, о чём я хочу тебе сказать, может не прозвучать из-за волнения моего сердца. Если ты ещё не понял, кто так вторгается в твою жизнь, разреши напомнить тебе об одном давнем знакомстве. Может, твоя память безвозвратно похоронила его под грузом прошедших лет, но, увы, с моей памятью этого не случилось. Это я, Вероника.
Действительно, кажется, что года пролетели, как одно мгновение. С того времени, когда мы познакомились в аэропорту, после нашего расставания прошло «сто лет одиночества». Но я помню все минуты, да что минуты секунды, которые мы провели вместе. И как я ни старалась потом, не смогла стереть память о них. Я много думала об этом. Много думала о тебе. И пришла к заключению, я тебя люблю. И это серьёзно. Можно даже сказать, это мой диагноз. И ещё можно дать определение данному диагнозу — хронический. Не переживай, ты не виноват в том, что такая взрослая женщина влюбилась в тебя, как глупая девчонка. Я помню, ты предупреждал, что я тебя выдумала. Тогда я не отнеслась к твоим словам серьёзно. Да и, что лукавить, в тот момент это мало бы что изменило.
Я всегда полностью ныряла в свои чувства и отношения, которые у меня возникали с мужчинами. Но после таких происшествий я обычно выныривала, чтобы глотнуть воздуха и успеть подумать, а хочу ли я ещё раз погрузиться в эту волну. И обычно я не хотела. С тобой произошло по-другому. С самого начала. Не буду препарировать наши отношения, ты и сам всё знаешь.
Наверное,
