Разлучница между нами (СИ) - Оксана Барских
– Почему вы так не любили Игоря? Он ведь такой же ваш сын, как и Антон.
Я украдкой наблюдаю за свекровью и замечаю, как подергивается ее верхняя губа, опускаются брови и темнеют глаза. Как бы она ни пыталась скрыть свои истинные чувства на людях, реакции тела выдают ее тайны со всеми потрохами.
– О мертвых либо хорошо, либо никак, – поджав губы, отвечает она, но мне ее ответ уже ни к чему.
– Давайте не будем юлить, Евгения Петровна, это сейчас вы ведете себя доброжелательно и убеждаете меня, что вы на нашей стороне, но не пройдет и года, как вашей любимой внучкой станет Антонина, а о Светочке вы забудете, будто она и не ваша вовсе. Мы ведь обе уже знаем, что Антонина – дочь Антона.
– Глупости, – резко отвечает она и подергивает плечом, будто у нее нервный тик. – Если бы это было правдой, Антон давно мне признался. Да и Фаина не стала бы скрывать, Игорь ведь умер и уже не предъявит ей за вранье и подлог.
Бывшая свекровь заметно нервничает, словно я вскрыла нарыв, который она не хотела трогать. А это значит, я двигаюсь в верном направлении.
– Я хочу вам кое-что показать, Евгения Петровна.
Я встаю и отхожу к верхнему шкафу, куда положила одну из фотографий совсем недавно, когда пришла к выводу, который сейчас пытаюсь донести до матери Антона. Спустя минуту, рассмотрев детский снимок, кладу его перед бывшей свекровью, которая не двигает головы и опускает лишь глаза, превратившись в истукана. Она заметно напряжена и недовольна, но истерик себе не никогда не позволяла, вот и в этот раз держит себя в руках несмотря ни на что.
– Тоня – вылитая Адель в детстве. Здесь Адель, кстати, где-то как раз семь лет. Раньше я думала, что это сходство обосновано тем, что Антон и Игорь – родные братья, ведь они оба ваши сыновья. Пусть Игорь пошел в отца и был не особо симпатичным, а Антон – ваша копия, но гены ведь непредсказуемы, правда?
Свекровь рассматривает снимок с таким кровожадным видом, что я немного пугаюсь. Скрежет зубов, тяжелое дыхание. Становится не по себе даже от ее молчания.
– Что ты хочешь этим доказать, Дина? – спрашивает она у меня холодно. Поднимает на меня ледяной взгляд, из которых вот-вот полетят острые копья.
– Я долго думала, почему же вы так сильно не любили Фаину, потом Семена и Антонину, а недавно Адель рассказала мне, что вы подарили Тоне на день рождения.
Евгения Петровна щурится и ждет, когда я выложу все карты на стол. Надо отдать ей должное, что излишней болтливостью, когда это невыгодно, она не страдает.
– Ваши фамильные серьги, которые вы пожадничали в свое время даже для Адель, – снова говорю я, уже зная ответ на свой самый первый вопрос. – Вы бы никогда не подарили их дочери своего нелюбимого сына.
Воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, и вдруг напряжение покидает свекровь, и она выпрямляется, переводя взгляд на окно, за которым непроглядная темень.
– Я дала Игорю всё, что причитается ему, как сыну своего отца. Мне за это должны памятник поставить, – усмехается она с горечью. – Не каждая женщина с достоинством примет внебрачного сына своего мужа, когда умирает его родная мать. Это ведь вечное доказательство, что твой любимый, который клялся в верности в храме, был тебе неверен и даже не сумел этого скрыть, как все нормальные мужчины.
От нее разит невысказанной болью и обидой женщины, чей муж обидел ее и так и не вымолил прощение. Вот только я вижу и то, что она хочет скрыть из-за стыда. Она ведь сама когда-то увела его из семьи с тремя детьми, и что-то подсказывает мне, что пыталась искупить свой грех тем, что взяла в семью Игоря.
– Вы дали ему всё, кроме любви, – шепчу я, не чувствуя удовольствия от того, что наконец узнала правду.
– Я старалась, видит бог, я старалась не обделять его, но чувствам не прикажешь, Дина. Так что поверь, я могу понять твою боль, как никто другой.
– От вас не уходил муж.
Я кривлюсь и прячусь за пузатой чашкой.
Евгения Петровна молчит и стискивает челюсти, раздраженная тем, что я разбередила ее раны, а я просто хотела расставить все точки над “i” и убедиться в некоторых своих выводах.
Мне становится жаль Игоря, который всю жизнь был на задворках в тени Антона, лишенный материнской любви. Даже семейная жизнь его трещала по швам, и собственная жена изменяла со старшим братом. Незавидная участь, закончившаяся трагической смертью.
На удивление, свекровь быстро берет себя в руки и снова смотрит на меня, прокручивая в голове причину своего визита. Мне и телепатией обладать не нужно, чтобы видеть ее мысли в ее же глазах.
– В любом случае, Адель ведь твоя дочь, Дина, хоть и совсем на тебя не похожа. Не приемная, не падчерица.
– К чему вы клоните?
Я была права, что визит Евгении Петровны связан с ситуацией в полицейском участке, но не тороплю ее, а терпеливо жду, когда озвучит всё это вслух.
– Я мать, так что могу понять тебя, как никто другой. Любая мать всегда будет защищать свое дитя даже против его воли. Адель молода и глупа, и я бы на твоем месте поступила также.
– Как?
– Вызвала бы полицию и сдала бы им преступника, который дурит ей голову. Я в курсе, что на влюблена в него с детства, и не одобряю этого, что бы ты ни думала там по поводу того, что я на стороне Фаины.
– О делах Семена и Марка я не была в курсе, если вы об этом, Евгения Петровна, но всё гораздо хуже, чем вы можете себе представить, – говорю я и встаю, не в силах больше сидеть. – Адель не просто вскружили голову. Она беременна.
Судя по обескураженному взгляду, свекровь об этом не знала.
– Я не знаю, что там думают Фаина и Антон, может, считают, что в порыве мести я захотела посадить в тюрьму их сына и племянника. Мне всё равно. Но помощи моей семьи пусть не ждут. Не после того, как предали меня и допустили,
