Безжалостный - Мишель Хёрд
Зная, что им нужен этот момент, чтобы отпраздновать то, что Маркус выжил после операции, я выхожу из палаты и спешу к лифту. Когда двери открываются, я быстро вхожу внутрь и несколько раз нажимаю на кнопку, чтобы двери закрылись. Я смотрю, как Джексон выходит в коридор, и наши глаза встречаются на долю секунды, прежде чем двери захлопываются передо мной.
Таксист продолжает смотреть на меня с жалостью, пока едет по адресу, который я ему назвала. Когда он останавливается у дома, я плачу ему.
Я взбегаю по лестнице к входной двери и стучу по дереву, пока она не открывается.
— Я могла спасти ее, — плачу я. — Почему ты не спас ее?
— Заходи в дом, милая, — шепчет папа. Он затаскивает меня внутрь и закрывает дверь.
Мы проходим в его кабинет, где он достает из сейфа папку. Нетвердой рукой он протягивает ее мне.
Когда я открываю ее и вижу, что это мамино дело, я падаю на пол и разбрасываю страницы по ковру, чтобы видеть их все.
Я вытираю слезы с лица тыльной стороной ладони, впитывая всю информацию.
Когда я дохожу до последнего листа бумаги, я складываюсь вдвое и плачу в него.
— У нее был DNR1. Это был ее выбор, Ли. Когда ее сердце остановилось, я не мог пойти против ее желания.
Я прижимаю DNR к груди и, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги.
Я киваю папе и шепчу, — Я понимаю.
Когда я иду к входной двери, папа окликает меня, — Куда ты идешь?
— Мама, — шепчу я, выходя из дома.
Мои ноги автоматически двигаются. На улицах тихо. Обычно я люблю это время суток. Но не сегодня.
Когда я дохожу до кладбища, я иду по узкой тропинке, ведущей к маминой могиле. Я останавливаюсь перед ее надгробием и протягиваю ей DNR.
— Почему? — Я задыхаюсь. — Зачем ты подписала что-то подобное? Ты не имела права. Ты была матерью. Ты была моей матерью.
Я опускаюсь на колени на ее могилу и безутешно жду ответа.
— Ты решила оставить меня, — шепчу я.
Я ложусь и поджимаю ноги к груди. Я плачу, потому что мама не стала бороться за меня так же, как Маркус боролся за Джексона.
Я не знаю, сколько времени я пролежала на ее могиле.
Я сбилась со счета, сколько раз я спрашивала, почему.
Я не могу понять, почему мама решила бросить меня.
Я не слышу шагов, приближающихся по тропинке. Я не сопротивляюсь, когда руки проскальзывают подо мной, и меня поднимают.
Я просто держусь за DNR - доказательство того, что мама не боролась за меня.
— С ней все в порядке? — слышу я шепот Себастьяна.
— Да. Давай отвезем ее домой, - говорит Джексон, и его голос звучит у меня над ухом.
— Я за то, чтобы покинуть это место. Нахождение на кладбище в полночь подрывает мое настроение. Клянусь тебе, Джексон, если я увижу призрака, я уйду от тебя прямо здесь. Я слишком хорош собой, чтобы стать зомби.
— Ты не можешь стать зомби, — шепчу я.
— Видишь, я же говорил, что это сработает. — Она не может устоять перед тем, чтобы не изложить мне все начистоту.
— Если только ты не заражен кошачьим паразитом, Toxoplasma Gondii, — говорю я, когда мой разум возвращается в свое убежище, наполненное фактами.
— Что? — взвизгнул Себастьян. — Женщина, не говори таких вещей, пока я не выйду из этого места. Боже, мне нужно принять ванну.
Я отгораживаюсь от бессвязного бреда Себастьяна и утыкаюсь лицом в грудь Джексона.
Я начинаю обрабатывать факты, один за другим.
В медицинской школе у большинства студентов был DNR. Опрос, проведенный в нашем классе, показал, что восемьдесят процентов хотят менее агрессивного ухода в конце жизни.
Тогда меня не беспокоило, чего они все хотят.
Теперь, когда я потерял маму из-за DNR, я задаюсь вопросом, что они знали, чего не знала я.
Глава 15
Джексон
Я осторожно кладу Ли на кровать и снимаю с нее обувь, после чего ложусь рядом с ней.
Мое сердце разрывается, когда я смотрю в ее глаза. Я не знаю точно, что произошло. Ее отец позвонил Себастьяну и сказал, что Ли ушла из его дома в таком состоянии. Если бы он не сказал нам, где ее искать, она бы до сих пор лежала на могиле своей матери.
Я тянусь к скомканному листку бумаги в ее руках и медленно вынимаю его из ее пальцев.
Я открываю его и вижу, что это распоряжение не реанимировать, и все становится понятно.
— Когда я зашивала Маркуса, меня осенило, что я могла спасти ее. Зная это...
Она сворачивается в маленький комочек у меня на груди. Я обхватываю ее руками и крепко прижимаю к себе, ожидая, пока она все выложит.
— Зачем ей подписывать DNR?
Я закрываю глаза, гадая, сможет ли она когда-нибудь оправиться от потери матери.
Папа показал мне файл. Он мог бы спасти ее. У нее также был поврежден позвоночник. Ее могло парализовать, но она была бы жива.
— Док, — я отодвигаю ее назад, чтобы она посмотрела на меня. — Я не знал твою маму, но как ты думаешь, справилась бы она с параличом? Она подписала DNR не потому, что не любила тебя. Она подписала его, потому что хотела иметь право решать, как ей умирать.
— Мне было бы все равно, если бы она была парализована.
— Поставь себя на ее место. Мы поженились, и у нас родилась девочка, похожая на тебя. Она чертовски гениальна, и у нее впереди потрясающее будущее. Чего бы ты хотела для нее?
Я вижу, что она начинает обдумывать то, что я только что сказал, поэтому продолжаю.
— Твоя мама прожила полноценную жизнь, док. Даже если ее позвоночник не был поврежден, это все равно был ее выбор. Ты решила не подписывать DNR по своим собственным причинам. Это был ее выбор. У нее были свои причины, и они имели для нее смысл.
— Я просто хотела бы знать ее причины, — шепчет она.
— А они действительно имеют значение? Я знаю, что у тебя есть потребность понимать все в жизни, но, Док, это не всегда возможно. Важно то время, которое ты провела с ней. Важно то, что она любила тебя. Ты так
