Дикарка для Хулигана - Настя Мирная
— Егор… — шепчу на выдохе, ведя ладонями по его лицу, запоминая каждую чёрточку, родинку, белый шрам на нижней губе и более большой на правой стороне подбородка.
— Поцелуй меня, Дикарка. — режет хрипло, накаляя пружину.
Даже лёжа сверху на нём, чувствую себя так, будто это он уложил меня на лопатки, не давая возможности вырваться. И дело даже не в стальной хватке, которой он сжимает мою поясницу, а в гипнотической бирюзе его глаз.
Проклятая бирюза, в которой я тону и задыхаюсь, захлёбываюсь и не могу выгребсти.
А хочу ли? Если ты уже всё равно падаешь в пропасть, то нет никакого смысла махать руками и ногами. Надо просто расслабиться и отдаться свободному падению.
Касаюсь кончиками пальцев его чувственных губ, а он прихватывает их и втягивает в рот. Горячий мокрый язык обводит по кругу, проходится между, сводит с ума, срывает к чертям контроль.
Привычная влага между ног вызывает неловкость, но я не предпринимаю ни единой попытки ни вернуть себе пальцы, ни подняться с него, ни разорвать зрительную связь.
Возбуждает всё это чертовски сильно. Я напрочь забываю о том, как Гора говорил, что звереет, когда заводится, а сейчас он определённо заведён до предела. Член давит мне в живот до боли. Рваные выдохи, тяжёлые разрывные вдохи, хриплые стоны. Его. Мои. Наши общие. Смешанные.
Сдаваясь, опускаю голову, прижимаюсь губами к его верхней губе и собственным пальцам, которые он продолжает лизать и сосать.
Как же это пошло, грязно, дико, интимно, возбуждающе, будоражаще, кайфово, мозгодробяще, заводяще. Вставляет похлеще любого алкоголя и даже адреналина, который является не только неотъемлемой частью меня, но и хронической зависимостью.
Он выталкивает языком фаланги и обводит им свои губы, задевая и мои, всё так же прижатые к его рту.
— Кусай. — приказывает, вываливая язык.
Без сопротивления и вообще каких-либо мыслей прихватываю влажную плоть зубами и слабо сдавливаю, вызывая у него гортанный тихий стон, летящий по моим нервам дрожью. Продолжая держать зубами, касаюсь собственным языком, веду из стороны в сторону. Разжимаю хватку, но тут же прихватываю дальше, урывая половину. Ласкаю его язык своим, ведя взад-вперёд сначала по верхней его части, а затем и снизу.
Егор обхватывает мою спину крест-накрест, прибивая меня к себе так, что рёбра давят на лёгкие, лишая возможности дышать. От неожиданности расслабляю челюсти, выпуская лакомство, но даже не успеваю вдохнуть, как он сам толкается в мою ротовую полость, хозяйничая, управляя, прогибая, лишая воли. Пальцами опять под ткань пробирается, перебирая позвонки, по которым мечутся шаровые молнии, гоняющиеся за его теплом. Кроме яростного поцелуя, никакого напора не проявляет.
Его прикосновения лёгкие, нежные, невесомые и будто выверенные, сдержанные, контролируемые.
Несмотря на собственное возбуждение и затуманенные желанием мозги, я чувствую, что он сдерживает себя. Его мышцы, как раскалённый металл, такие же горячие и такие же твёрдые, напряжённые.
А я вдруг понимаю, что хочу сорвать его контроль. Вынудить показать мне монстра, о котором он говорил. Я просто не могу поверить в то, что он ведёт себя так с другими. Ладно приступы ярости, которые он не может остановить, но ведь он полностью понимает, что и для чего делает во время секса. Я знаю, что такое поведение называется — садизмом, но он не проявляет его нигде, кроме постели.
Поймав его язык зубами — кусаю. До боли. Расчётливо. Ногтями впиваюсь в плечи. Царапаю до красных борозд.
Егор с рыком подаётся бёдрами вверх, вбивая в меня твердокаменный член, а следом я оказываюсь на спине, вдавленная в матрац его телом. Он кусает мои губы, но опять же — на контроле. Боль есть, но следов не останется. Упирается на один локоть, опять врываясь языком в рот, сплетаясь с моим.
Отвечаю с диким рвением. Царапаю его рельефную спину, но теперь уже без какого-либо умысла, а потому, что не могу остановить свои руки. Северов же ведёт ладонью по животу вверх, пока не добирается к основанию груди. Замирает. Разрывает поцелуй. Утыкается лбом в переносицу, размазанным взглядом впиваясь в мои, с трудом разбирающие его размытый возбуждением силуэт глаза.
Безмолвно спрашивает разрешение.
А я не просто не могу его остановить, но и хочу почувствовать его руки на груди, сосках, между бёдер, внутри своего тела. Я не могу контролировать этот порыв, поэтому накрываю трясущейся кистью его пальцы, сжимая, и веду вверх. Как только он глухо выдыхает, я отвечаю отрывистым стоном. Парень сдавливает полушарие, проводит пальцами по скукожившемуся соску. Сжимает между большим и указательным твёрдую вершинку и тянет вверх. Выгибаю спину. Прибиваю к себе его голову, жадно целуя. Давлюсь огромным количеством выделяемой слюны, и Северов освобождает мой рот, давая возможность сглотнуть. Поднимаю отяжелевшие веки. Глаза в глаза. В его зрачках такая же темнота, как и когда он говорил о том, что с ним происходит. Челюсти сжаты. Зубы скрипят. Желваки мелькают под кожей. Но вразрез со злостью на лице, его пальцы перебегают на второй сосок. Указательным просто гладит по самой верхушке. Тело само подаётся ему навстречу, жаждая большего.
Я хочу его. Хочу! Страшно, да, но тормознуть свои тело, мысли, желания не способна.
— Блядь, Дикарка, харе. — выдыхает надрывно, но будто и сам остановиться не может, сжимая горошину и прокручивая её по часовой стрелке, чем вынуждает меня застонать в голос.
— Я не хочу останавливаться. — выбиваю на вдохе, сжимая в ладонях его голову. Легко прикасаюсь к губам. — Мне так хорошо, Егор. Не хочу, чтобы ты прекращал.
Подушечками по вискам — нежно. Губами по подбородку — ласково. Телом навстречу его рукам — смело.
Он с усилием загребает кислород в лёгкие и опять целует, но совсем недолго.
— Моя Дикарка. — толкает с хриплыми интонациями, опускаясь на бок и прижимая меня к себе. — Я уже на грани. Я хочу выебать тебя прямо сейчас. Без тормозов.
— Так сделай это, Егор. — выбиваю бесстрашно, а у самой внутренности в мясной шар сворачиваются от страха.
Я возбуждена, да. Но готова ли к сексу?
