Поздний экспресс - Дарья Волкова
Когда возвращалась домой, поймала себя на том, что напевает нечто безымянное, но мелодичное, этого за ней ранее не наблюдалось. Ну, так она и влюбилась по-настоящему в первый раз.
– Надежда, ну как? – окликнул с кухни ее отец.
– Честная четверка, пап. На большее просто сил не было. – Надя с облегчением скидывает туфли на высоченных каблуках.
– Ну, четверка – тоже оценка, – соглашается Соловьев-старший. – Ногу баранью запек. Будешь?
– Нет. Я сейчас в душ – смыть с себя чертову сессию. И убегаю отмечать это дело с Виком.
– А он разве не сегодня улетает? Завтра, что ли? Я напутал?
Она останавливается, словно налетает на невидимую стену. Оборачивается в дверях кухни. Смотрит на отца.
– Улетает? Кто? – Губы словно замерзли.
– Кто-кто… Виктор. Олег вроде бы говорил, что сегодня он улетает в эту свою Калифорнию.
– Как?
– Полагаю, самолетом.
– Пап? Ты шутишь?
– А ты не знала, что ли?
Надя медленно оседает на табуретку.
– Не может быть…
– Почему? Он по трудовому контракту уезжает, работать. Так вроде бы Олег говорил. На год, а там видно будет. Еще один раб Кремниевой долины.
Надя хватается за телефон. Пальцы дрожат. Абонент недоступен. Ей кажется, что она сейчас задохнется.
– В котором часу рейс?
– Не знаю. – Отец удивленно смотрит на нее. – Не отвечает? Ну, наверное, уже в самолете. Или правда улетел.
– Пап, позвони дяде Олегу! Пожалуйста! Узнай точно!
– Хорошо.
– Сейчас позвони!
– Да понял я, понял… – Соловьев-старший достает из кармана джинсов телефон. Во время разговора поднимает взгляд на кухонные часы.
– Странно. Рейс вроде бы через три часа еще.
– Дядя Олег с Виктором?
– Нет, Олег на работе. Сказал, что они Виктора не провожают. Он им запретил, как обычно. Самостоятельный.
Самостоятельный идиот!
Надя срывается с места, торопливо сует ноги в Любкины кеды, которые совершенно не подходят к романтичному платью, в котором она ходила на экзамен. Но плевать, это действительно сейчас совершенно неважно. Она крикнула из прихожей:
– Пап, перезвони, спроси, какой аэропорт?!
– Домодедово, – невозмутимо отвечает отец, выходя в прихожую. – А что происходит?
– Потом объясню! – Она уже практически из-за двери.
Станислав Александрович качает головой. Однако нельзя сказать, что он очень сильно удивлен.
Такси ловить бесполезно, она застрянет в пробке. Бегом к метро, до Павелецкой семь станций. Ближайший аэроэкспресс через двадцать минут. Каждая из этих минут убивает ее.
Время в пути – пятьдесят минут. Надя или набирает его номер, или гипнотизирует минутную стрелку. Каждый ее оборот уменьшает шанс увидеть Виктора. И скоростной поезд кажется ей медлительным, как улитка. А вовсе не экспрессом. Неумолимо опаздывающим экспрессом.
Регистрация на рейс закончена. Надя уже ничего не соображает толком, кроме одного затмевающего всё желания – найти его. Сказать. Спросить. Не успевает. Чувствует: не успевает. Повсюду мелькают чужие лица, Надю постоянно толкают, по ногам проезжает чья-то тяжелая сумка.
– Извините… Ой! Пропустите, пожалуйста… Можно пройти?
– Девушка, куда вы ломитесь? – Перед глазами внезапно возникает недовольное лицо пожилой тетки.
– Простите… Мне надо… – Надя перешагивает через нагромождение чемоданов.
Сколько людей, с ума сойти. Впечатление, что вся Москва куда-то летит в один день. Взгляд на информационное табло: посадка на рейс вот-вот закончится. В отчаянии Надя пытается пару раз подпрыгнуть, чтобы посмотреть поверх голов. Как некстати сейчас ее небольшой рост и отсутствие каблуков!
Зона таможенного досмотра. Туда ее не пустят. На какой-то момент ей вдруг показалось, что она увидела его в толпе, там, уже среди прошедших контроль – знакомый высокий силуэт, футляр с гитарой за плечами. Хотела крикнуть, но осеклась. Он наклонил голову – коротко, почти под ноль стриженный затылок. Это не Вик.
Она бесцельно бродила по залам аэропорта, затерявшись в многоликой толпе. Вот и время вылета. Возможно, самолет уже в воздухе. Возможно, катит по рулевым дорожкам. Сути это не меняет: Вик недосягаем. Она опоздала.
Надя без сил опускается на первое свободное сиденье в каком-то зале ожидания. Вот и всё. Пустота внутри. Его нет. Как она это допустила? Хочется плакать, но слез нет. Ничего нет. ЕГО нет. Пустота.
Улетать лучше одному. Ни к чему сейчас здесь родители, слезы матери, неловкость отца. Попрощались дома и хватит. Всё, он уже не здесь. Мыслями он там, в Маунтин-Вью, калифорнийском городке, небольшом, но известном. Место, которое должно излечить его. Или убить – как знать.
Улетать лучше одному. Кого он обманывает? Надеялся, в самой-самой глубине души. На чудо. Откуда бы ему взяться, конечно, но где-то там, глубоко внутри, жила она, эта подлая, не желающая погибать сука-иллюзия. Что сейчас чьи-то руки обхватят сзади, как тогда. Родное лицо уткнется в спину. И любимый голос скажет: «Не уезжай…» Он поэтому и настоял, чтобы родители не провожали. Наивный дурачок.
В какой-то момент Виктору показалось, что Надя где-то рядом. Он уже прошел зону таможенного досмотра и вдруг откуда-то… Будто пахнуло ее духами… Или услышал ее голос. И четкое ощущение ее взгляда в спину. Лишь головой дернул. Он жалкий галлюцинирующий псих. Виктор поправил лямки гитарного футляра. С собой в салон смог взять только гитару и ноут, всё остальное – в багаж. Перехватил удобнее сумку с ноутбуком и пошел в сторону зала ожидания вылета.
За стеклом иллюминатора пока еще медленно проплывают бетонные плиты взлетно-посадочной полосы. Ему повезло – место у окна. Поправил наушники, без волос они сидят как-то… непривычно. Повернул голову в сторону соседа – средних габаритов парень. Уже надул специальную подушку для сна и, пристроив ее на шее, отключился, не дожидаясь взлета. Виктор двинул ногами, вздохнул. Учитывая его рост и длительность перелета, на комфорт в экономклассе рассчитывать не приходится. В его личный ад удобной дороги не будет.
Виктор врубает звук в плеере громче. Бетонная лента за окном разматывается всё быстрее.
Вот и всё.
Обратной дороги нет.
Глава тринадцатая
Пусть скажут мне: ушли все поезда,
и поздно уж от жизни ждать чего-то.
А я отвечу: это ерунда!
Ещё есть корабли и самолёты!
С просторов Интернета
Пустота после отъезда Виктора не заполняется ничем. Ее невозможно заполнить. Она незаполнима ничем и никем. Только им.
Прилетела на каникулы последняя составляющая их некогда неразлучной троицы – Соня, которая единственная из сестер училась за границей – в Сорбонне. Софьин приезд отвлек, но ненамного. Вскоре сестра стала раздражать Надю попытками растормошить, заставить прийти