Гранатовые поля - Девни Перри

Я вошла в отель в джинсах и темном свитере, поскольку успела переодеть форму в раздевалке.

Элоиза сидела за стойкой регистрации с телефоном, зажатым между плечом и ухом, так что она могла печатать на компьютере обеими руками.

Я постучала по стойке и помахала рукой, чтобы она знала, что я здесь.

— Одну минуту, — пробормотала она.

Оставив ее заканчивать разговор, я прошла в зону отдыха рядом с камином в холле и встала у очага, впитывая его тепло.

Этот отель принадлежал нашей семье на протяжении нескольких поколений. Мама управляла им, когда я был младше, работая здесь, пока отец занимался ранчо. Но в последние годы Элоиза стала руководить «Элоизой». Как удачно.

На журнальном столике горела ванильная свеча, ее аромат смешивался с ароматом огня. Дым и сладость. Праздничные украшения были убраны, но она оставила гирлянды на окнах, выходивших на Мэйн.

Элоиза, вероятно, сама разожгла этот огонь, чтобы вестибюль был уютным и гостеприимным в холодную январскую ночь. Это был её отель, даже если ее имя еще не было официально зарегистрировано в акте. Моя младшая сестра выросла в настоящую бизнес-леди.

Позади меня послышались шаги, и я обернулась. Может быть, Элоиза присоединится к нам за ужином… Моя улыбка исчезла.

Вивьен.

Встреча с ней была неизбежна. Я знала, что этот момент наступит. Но от этого не легче. Что она делала здесь, в отеле?

— Привет, — её голос дрожал, в то время как она остановилась за диваном.

Она выглядела взрослой. Наверное, я выглядела так же. Её каштановые волосы были короче, чем в колледже, и спадали ниже плеч. Ее лицо было таким же красивым, но черты были более четкими. Ее сумка Chanel была перекинута через плечо. Её пальто было от Prada. Она выглядела сногсшибательно, богато и в полной мере напоминала бывшую жену известного бойца UFC.

Вспышка ярости, горечи, рожденной предательством, заставила мои мышцы напрячься. Я сжала руки в кулаки, мой позвоночник напрягся.

Она коснулась кожи, затем убрала руки, засунув их в карманы пальто, только чтобы снова достать и положить обратно. Она, должно быть, нервничала.

— Рада тебя видеть.

Я приподняла бровь.

Фостера шантажировали этим браком. Но какое у нее было оправдание? Она знала, как сильно я его любила. Сколько вечеров мы провели в нашей квартире, смеясь и сплетничая? Сколько раз она дразнила меня за то, что у меня в глазах сердечки?

И она забрала его. Она заняла моё место.

Вивьен открыла рот, затем закрыла его, пытаясб найти слова. Возможно, у нее их не было, но они были у меня.

— Ты была моей лучшей подругой. Я рассказывала тебе больше, чем своей сестре-близняшке. Я любила тебя. Как ты могла?

Не дожидаясь её ответа, я пошла от камина, не сводя глаз с Элоизы, всё ещё сидевшей за стойкой регистрации.

— Талия, пожалуйста, — Вивьен подошла ближе, протягивая руку. Я отпрянула, не желая, чтобы она прикасалась ко мне.

— Мне жаль.

— В наше время все только и делают, что сожалеют, — сказала я.

— Никто не сожалеет больше, чем Фостер, — её плечи опустились. — Он всегда любил тебя. Всегда. Он сожалел обо всем, что случилось. Ненавидь меня, если тебе нужно. Но не его.

— Защищаешь своего мужа?

Я ненавидела то, что она может претендовать на это звание.

— Пожалуйста, позволь мне объяснить.

— У всех есть извинения и объяснения. Меня тошнит от объяснений, которые запоздали на семь лет. Пошла ты.

Её красивое лицо побледнело.

Черт возьми. Под кожу закралось неприятное чувство. Я не была грубой. Мне не нравилось быть грубой. Так что пора было уходить, потому что я была по-настоящему зла, и я говорила вещи, от которых нам обеим было бы только хуже.

— Я была беременна, — вырвалось у Вивьен.

Вот тебе и ушла. Я встретилась с ней взглядом, скрестив руки на груди.

— Ясное дело. Я познакомилась с вашей дочерью.

Вивьен подошла ближе, оглянулась через плечо на дверь и понизила голос.

— Каденс не… она не биологический ребенок Фостера.

Облегчение. Сладкое облегчение, что моя догадка не была ошибочной. Что Фостер не обманывал. Но кто? Если не Фостер, то кто? У меня на языке вертелся вопрос, но я сжала губы.

— Каденс не знает, — сказала Вивьен. — Ей и не нужно знать. Фостер — её отец. Она любит его. Он любит её. И он любит тебя. Если у тебя всё ещё есть к нему чувства, пожалуйста, дай ему второй шанс.

Мольба в её глазах заставила меня разжать руки.

— Он говорил о тебе, — сказала она. — Всё время. Особенно в те первые годы. Талия то, Талия се. Как будто он хотел проговаривать всё вслух, чтобы не забыть, как ты любила клубничное мороженое или как канал Bravo играл на заднем плане во время того, как ты учила что-то. Как ты надевала в постель только его футболки и напевала вместе с феном.

Фостер говорил обо мне, пока я изо всех сил старалась даже не вспоминать его имя.

— Я так ревновала, — сказала Вивьен.

— Потому что ты была влюблена в него.

— Нет, — она усмехалась. — Не обижайся, но это отвратительно. Фостер — мой лучший друг, но с таким же успехом он может быть моим братом. Может быть, если бы я не знала, что он уже отдал тебе своё сердце, всё было бы по-другому. Но всё было иначе. Я не люблю его.

— Тогда почему ты ревновала?

— Потому что он будет любить тебя всю свою жизнь. Независимо от того, простишь ты его или нет. Вот почему я ревную.

В моем горле образовался комок.

— Он сломал меня.

Вивьен кивнула.

— Мне жаль. Я сожалею о том, что сделал мой отец. Мне жаль, что я не распознала в нем монстра раньше. Мне жаль, что я тоже сыграла в этом свою роль и не приложила усилий, чтобы изменить ситуацию. Мне так жаль, Талия. Я бы хотела, чтобы мы могли вернуться назад. Сделать лучше. Но именно поэтому он здесь. Чтобы исправить наши ошибки.

Она любила его. Может быть, не романтической любовью, но любовью семьи. Она бы вступилась за Фостера, упала бы на колени и умоляла, потому что любила его.

У нее были годы, чтобы полюбить его. Чтобы стать его другом. Вивьен знала его лучше, чем я. Она была не единственной, кто ревновал.

— Привет, —