Осколки полевых цветов - Микалея Смелтцер
– У меня важные новости. Вы не поверите своим ушам! – Джорджия врывается в дом, вернувшись со свидания с Майклом – звук его мотоцикла эхом отдается вдалеке.
Я отрываю взгляд от кексов, которые готовлю для Тайера: он их не просил, но после того, как он зашел сегодня в магазин, я решила, что кексы нам обоим не помешают. Мама сидит за кухонным столом, смотрит на беспорядок, который я устроила, но не говорит ни слова. Уже поздно, и я удивлена, что она не спросила, зачем я решила испечь кексы в такой час.
– В чем дело, милая? – Мама поворачивается на стуле лицом к Джорджии. У нее усталые глаза, мешки под ними еще больше, чем обычно, а лицо совсем бледное. Нужно проследить, чтобы она не пропускала приемы пищи и пила достаточно воды.
Джорджия выглядит сияющей, сияющей и счастливой. Может быть, Майкл наконец-то образумился и начал обращаться с ней так, как она заслуживает. Он парень неплохой, только слегка непутевый.
Приглаживая светлые волосы и поправляя топ, она попеременно смотрит нам в глаза. Прежде чем заговорить, она ловит мой взгляд и постукивает себя по носу.
– А?
– У тебя на носу мука.
– О! – Я вытираю нос тыльной стороной руки.
– Короче, – она хлопает в ладоши, – Майкл предложил переехать к нему.
– Ох ты! – выпаливает мама, в ее тоне явно слышится удивление. – Это… невероятно.
– Я знаю! Это так волнующе! Думаю, к Рождеству мы будем помолвлены!
Если это то, чего она хочет, если он тот, кого она хочет, тогда я надеюсь на лучшее.
– Это потрясающе, Джорджия. – Я улыбаюсь сестре. Майкл, возможно, и не самый мой любимый человек в мире, но моя сестра – да, и я хочу, чтобы она была счастлива.
– У меня не так много вещей, поэтому к концу недели я, надеюсь, перееду в его квартиру.
Глаза мамы расширяются.
– В самом деле? Так скоро?
– Какой смысл тянуть.
Либо тянуть и правда нет смысла, либо она боится, что, если будет ждать слишком долго, он передумает.
– Я рада за тебя, – говорю я, желая отвлечь ее от очевидного беспокойства нашей мамы.
– Спасибо, сестренка. – Она заходит за барную стойку и обнимает меня. То есть приобнимает, поскольку не хочет испачкать свое платье.
Мама встает и поправляет фартук. На нем разноцветные осенние листья. Мне нравится ее коллекция фартуков и то, что у нее по одному на каждый сезон, праздник и практически на любой повод, какой только можно придумать.
– Моя малышка совсем взрослая. – Она обнимает Джорджию, в ее глазах стоят слезы. Она смотрит на меня поверх плеча моей сестры. – Вы обе повзрослели.
– Ты же не против, мам? – Джорджия сжимает мамины ладони своими руками.
– Конечно, не против. Я буду по тебе скучать, но это естественный ход вещей. Я всегда знала, что однажды вы, девочки, вылетите из гнезда.
– Я люблю тебя, – говорит Джорджия, и у меня ощущение, что моя обычно сдержанная сестра вот-вот заплачет. Она снова обнимает маму. – Я так волнуюсь. Будет здорово украсить холостяцкую берлогу Майкла. – Она неторопливо уходит, тихонько напевая на ходу.
Мама хихикает.
– Бедный Майкл, он не знает, во что ввязался.
– О да, – соглашаюсь я и отправляю кексы в духовку. – Джорджия собирается феминизировать мужское логово, и ему придется расстаться со своим дерьмом. – Мама мягко смеется и возвращается к столу.
Садясь, она едва заметно морщится, из ее груди вырывается вздох.
– Ты в порядке?
Она отмахивается от моего беспокойства.
– Все хорошо. Я в порядке.
Я колеблюсь и прикусываю губу. Я ей не верю, но и не настаиваю.
Глава тридцатая
На следующий день я слежу, когда фургон Тайера подъедет к дому. После этого я жду около часа, а потом беру тарелку с кексами и иду к нему. Сейчас середина октября, и наступает холодная пора. На мне узкие джинсы и облегающий топ. Я хочу выглядеть мило, но не так, словно собираюсь его соблазнить.
Ведь я не собираюсь этого делать. Это было бы плохо. Хотя ничего плохого в этом нет, но все равно это плохо.
Дверь открывается, и передо мной Тайер. Он ухмыляется, и в уголках его глаз появляются морщинки. Такое ощущение, будто он не хотел улыбаться прямо с порога, потому что он прочищает горло и придает лицу серьезное выражение. Его взгляд опускается на тарелку с кексами, и его губы снова дергаются в предательской улыбке.
– Кексы из песочного теста?
– Лучшего сорта не найти.
Он отходит в сторону, его влажные после душа волосы вьются на затылке.
– Заходи. – Я вхожу, и он закрывает дверь. – Что-нибудь выпьешь?
– С удовольствием.
Я следую за ним на кухню, и он достает пиво для себя и диетическую колу для меня. Я меняю тарелку с кексами на диетическую колу. Он снимает крышку и достает один кекс.
– Если ты продолжишь меня ими кормить, я наберу двадцать килограмм.
Я окидываю взглядом его подтянутое, мускулистое тело. Я делаю это не специально, не для того, чтобы проверить, в какой он форме. Просто так получается.
– Уверена, с тобой все будет в порядке. – Я прокашливаюсь и отстраняюсь от него.
Древесный аромат его туалетной воды наполняет мой нос, от него у меня кружится голова. А может, голова у меня кружится от Тайера. Я отмечаю про себя, что неплохо бы попробовать воспроизвести его запах и применить для моих свечей.
– Хочешь? – спрашивает он, указывая на тарелку.
– Нет, спасибо. Я оставила себе немного.
– Тебе нужно куда-то идти, или… – Он выжидательно смотрит на меня.
– Мне не нужно никуда идти. – После отъезда Лорен и Калеба все, что у меня осталось – это работа в магазинчике и свечи.
– Хочешь, я включу какой-нибудь фильм?
– Было бы здорово. – Я подхожу к дверям, которые выходят на заднюю террасу. – Работа над оранжереей идет полным ходом.
– Это медленнотекущий проект, поскольку я работаю над ним только тогда, когда есть свободное время. Но когда она будет готова, все усилия окупятся сполна.
– А домик на дереве для Форреста?
Он морщится.
– Этот мальчишка только об этом и говорит, хотя я с самого начала сказал ему, что построю домик не раньше следующей весны и лета.
– Он просто не может дождаться. – Я делаю глоток газировки.
– Знаю. – Он доедает кекс и берет пиво. – Идем. – Я следую за ним в гостиную и плюхаюсь на диван, пока он хватает пульт. – Ты хочешь посмотреть что-то определенное?
– Ты предлагаешь мне выбор, Тайер? Это опасная игра.
– Не заставляй меня сожалеть об этом
