Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева
А затем понимаю.
И глаза заливает краснотой. Дикой.Девочки, обратите внимание, на моей странице несколько книг с хорошими скидками! Велкам!
Глава 29
— Федотов, ты совсем берега попутал, — мой куратор, подполковник Свенков, которого мы все тут за глаза зовем Свеном, смотрит на меня с безмерным удивлением, — то есть, ты хочешь просто так, не доучившись какой-то месяц, все бросить и уехать?
— Так точно, — коротко рапортую я, прекрасно помня, что Свен терпеть не может официальщину и армейские замашки.
Свен честно ждет продолжения, раскрытия, так сказать, темы, не дожидается и начинает задавать наводящие вопросы:
— А что так резко? У тебя что-то случилось?
— Никак нет, — продолжаю я давить на больную мозоль куратора, очень сильно рассчитывая, что тот озвереет и просто выкинет меня с курса. Свен на расправу скор, на моей памяти, пять человек вот так вот тупо вышвырнул в родные Засрански без документов об окончании Академии и поощрительных слов. Хотя нет, слова были, вот только насчет поощрения я бы подумал…
Понятное дело, что и с карьерой в полиции в таком случае придется попрощаться, и в прокуратуре тоже мне не рады будут, несмотря на протекцию Мишки или отца… Потому как никому не нужен меченый сбшниками сотрудник. А о том, что я не прошел обучение и был с позором изгнан, сто процентов постараются донести. В назидание и устрашение остальным, так сказать. Да, я люблю свою контору, тут работают самые благородные мрази в мире.
Но мне как-то в этот момент глубоко насрать и на карьеру, и на свои перспективы, и вообще на все.
Меня другой момент занимает. Уже полсуток занимает! И время работает не в мою пользу, мать его!
Мне надо срочно в родной город возвращаться, а я тут!
Какого хера я уже лишних полсуток тут?
— В семье что-то? — никак не отстает Свен.
— Никак нет, — рапортую я, — в семье все хорошо! Просто надо уехать.
— Ну… Давай тебе, в качестве исключения, дам день отпуска, — судя по тону, Свет явно считает, что облагодетельствовал меня по самое не балуйся, но я другое мнение имею.
И высказываю его, положив хер на все последствия:
— Мне не нужен день, товарищ подполковник. Я просто не могу больше тут находиться. Мне срочно надо обратно домой.
— Да что у тебя такое случилось-то? — выходит внезапно из себя Свен, встает, идет ко мне, смотрит снизу вверх, потому как роста в нем ровно сто пятьдесят сантиметров. Причем, как в длину, так и в ширину. Такой квадрат на ножках, шарик, внешне совершенно безобидный. Если б я лично не видел, как этот шарик в мясо раскатывает на татами здоровенных парней, то вообще никогда не подумал бы, что он может хотя бы шнурки сам себе завязать…
Свен пару мгновений изучает мою каменную морду, затем коротко командует:
— Сядь вон туда.
И кивает мне в сторону мягкого уголка, про который я до этого думал, что он исключительно для понта тут находится.
Слишком необмятый.
Да и кого на него Свену сажать? У него в кабинете все или по стойке смирно стоят, или на коленях ползают… Должность такая, да… У него тут даже генералы плачут, как дети… Лично не видел, но говорят…
Я, в легком ахере, послушно сажусь на мягкую диванную подушку, Свен забирается на кресло, тянется за выставленным тут же графином с темной жидкостью, разливает по рюмкам:
— Бери, — командует опять, — пей.
Куда деваться? Беру. Пью.
Оцениваю нехилый такой коньяк, дышу.
Свен все это время наблюдает за мной проницательным чекистским взглядом.
— Давай еще, — снова командует.
Подчиняюсь.
Почему бы не выпить?
Все равно это никак на мое решение не повлияет. В любом варианте я отсюда сразу в аэропорт рвану.
Свен, дождавшись, когда я выпью и неинтеллигентно занюхаю выпитое рукавом, залпом глушит свою рюмку, выказывая дикое неуважение хорошему напитку, и опять командует:
— А теперь говори.
— Что? — прикидываюсь я валенком.
— Причину, по которой мой лучший на курсе студент внезапно срывается под конец обучения.
То, что я лучший — прямо очень приятно, несмотря на острый дефицит эмоций, которые я способен сейчас испытывать.
Папа бы, наверно, порадовался…
А теперь я официально горе семьи буду, блять… И вот похер. У меня там Захарова с ума сошла. И я вместе с ней. Вот это — реально горе!
— Женщина? — неожиданно бьет в больное Свен, а я так же неожиданно для себя киваю.
И Свен с досадой крякает:
— Блять… Все беды от этих прошманденей… Лучшие кадры из-за пизды пропадают!
Я не хочу считать Захарову прошманденью, но молчу. Не драться же мне с куратором за его жизненные убеждения?
— Что? — продолжает допытываться Свен, обновляя мою рюмку, — загуляла?
— Замуж выходит, — вырывается у меня, да с такой горечью, чуть ли не со слезами, аж самому тошно становится. Словно, пока вслух это дерьмо не проговорил, оно, вроде как, и не существовало… А вот теперь стало реальностью. Гнилой и жуткой. Не хочу я такую реальность! Да, знаю, сам дурак! Но это знание никак не мешает мне не хотеть!
— Хуево, — согласно кивает Свен, — хуже нет, когда понимаешь, что любишь блядь…
— Она не блядь, — возражаю я, — она мне ничего не… А, похер.
— Ну, если так, то что ты хочешь там сделать? Кончить ее? — мотаю головой, поражаясь, что Свен такое мог обо мне подумать, — его? — мотаю головой еще сильнее. Нет, ее женишку я с огромным наслаждением насую полную панамку пиздюлей, не без этого… Но кончать его… Нет, это не мой вариант. — Тогда что?
— В глаза ей хочу посмотреть… — признаюсь я, — просто… Может, отговорить…
Со стороны слышу опять свой голос, оцениваю свои планы и признаю их дерьмовыми. Детскими. Тупыми. Ты еще свидание на крыше ей устрой, герой-романтик, бля.
— А ты уверен, что это надо? — задает еще один вопрос
