Не тихоня (СИ) - Май Лаванда

Чёрт, я же о чём-то там поговорить хотел… Прочищаю горло и задаю вопрос:

— Почему ты рассталась с бывшим?

Глава 37

Одария

— Почему ты рассталась с бывшим?

Как много вопросов в последнее время от Артёма. Он словно душу наизнанку мне вывернуть хочет. В самом деле интересуется моей жизнью? Мне казалось, что мы просто сексом занимаемся. А ещё мне думалось, что меня это устраивает. Неужели мы становимся той самой «парочкой» в общепринятом смысле?

В задумчивости продолжаю водить носком туфли по ноге Угольникова под штаниной. Вверх, затем вниз, и снова вверх. Облизываю губы, чтобы убрать остатки салатного соуса и томно улыбаюсь парню напротив.

— Почему тебя так интересует моё прошлое?

Артём моргнул, видимо, разгоняя туманную пелену в своей голове, вызванную моими дразнящими действиями.

— Мой рассказ про Кристину ты тоже слушала с интересом, как мне показалось.

И возразить нечего даже.

— Так почему с бывшим не заладилось? — продолжает.

— С Ваней?

— А у тебя их несколько?

— Нет, один пока что.

— Так кто этот Ваня и причём здесь Иванова? — игнорирует моё «один пока что».

— Ваня это мой бывший парень, с которым я встречалась с первого курса. Мы расстались в тот момент, когда… в моей семье кое-что произошло. Мне уже было не до отношений. А Алина просто обижена на меня за то, что я приставала к ней на первом курсе. Иванова тогда выглядела нелепо и вела себя, как тупая блондинка из проходных низкосортных комедий.

— Хорошо же ты её задела, что ей покоя всё ещё нет.

— Она злопамятная. Прямо как муж твоей матери.

— Константин не злопамятный, но злой и память у него хорошая, — криво усмехается, и я отчётливо вижу, как Артёма едва не передёргивает от упоминания этого мужчины.

— В общем-то… — тяну, обдумывая свою фразу, — про Ваню мне больше и нечего сказать. Мы были в радости, но не смогли быть в несчастье.

На самом деле я опустила некоторые детали. По правде говоря, Ваня гораздо больше связан со смертью моей сестры, чем я рассказала Артёму. Но к чему Угольникову засорять голову лишней информацией? Да и самой не хочется в этом ковыряться…

Я вообще много не договариваю, но уверена, что Артём знает кое-что. Знает о факте смерти члена моей семьи. Ведь все об этом знают, и не могло такое остаться в тайне даже от новенького. Но он не спрашивает об этом более конкретно. Кажется, я даже испытываю благодарность по этому поводу. На меня не давят, не пытаются расшевелить рану — это ли не повод для уважения?

Угольников менялся в моих глазах постепенно, даже почти незаметно. Я шучу, что он клоун, но этот парень оказался не таким плоским, как мне думалось. У него есть разные грани: шутливый болван, деликатный собеседник, горячий любовник, взрослый самостоятельный парень… Он тоже пережил свою личную травму, ему тоже есть о чём грустить.

Я проникаюсь им.

Всю неделю мы не скрываемся, ведём себя, как пара. Не как сопливые подростки, что обжимаются на каждом углу, а просто как люди, хорошо ладящие друг с другом. Не смотря на мой дерзкий характер, я не любитель демонстрации чувств. Даже с Ваней такого не было. Я просто пошло шутила над ним, и всем, включая его самого, было смешно.

Теперь другие времена. Проходящая неделя мне это хорошо показала. Если раньше в паре шутницей была я, то теперь, в уже новых отношениях, одёргивать приходится Артёма, а вовсе не меня.

А он светится. Довольный настолько, что у меня подкрадывается мысль: «А не влюбился ли случайно?». Ну, нет — смешно же! Мы просто хорошо проводим время: ходим вместе на обед на большой перемене, вечерами занимаемся сексом. Кстати, теперь я стала часто оставаться у него с ночёвкой, хотя и сопротивляюсь идее полного переезда к нему.

— Какой смысл мотаться тебе туда-сюда? — спрашивал он меня.

— У нас не любовь, — отвечала я, — мы же убьём друг друга, если останемся наедине на такое длительное время!

На том спор и заканчивался.

Хотя буйная фантазия то и дело подкидывала мне картину того, как бы могла выглядеть наша с ним совместная жизнь… Быстро убираю мечтательную улыбку со своего лица — сейчас не время для витания в облаках, так как я на работе.

Эту суббота выдалась спокойной: сейчас, в последний час рабочего дня, в библиотеке только компания из трёх первокурсниц и Угольников. Девчонки шарятся в книжных стеллажах и тихонько хихикают между собой, а мой парень сидит в рабочей зоне за компьютером, Он приехал полчаса назад, чтобы мы потом сразу же отправились к нему домой.

Поглядываю на часы, считая минуты. На мне новое откровенное бельё, и мне не терпится скорей прыгнуть в машину Артёма, а затем и в его кровать.

Растягиваю губы в улыбке, ведь парень, словно прознав о моих шаловливых мыслях, подходит к стойке библиотекаря. Мужская рука протягивает мне самодельный конверт из листа печатной бумаги.

— Снова твои шуточки? — усмехаюсь, предвкушая прочесть всякие пошлости.

— А ты прочти, а затем посмотри в мои глаза. Тогда и поймёшь.

По голосу и лицу Угольникова ничего не читается. Я не понимаю серьёзен он или разыгрывает сейчас какую-то свою клоунскую сценку.

Открываю конверт и извлекаю из него валентинку, напоминающую мне апрельскую, которую Артём дарил месяц назад. Словно в другой жизни это было…

«Четырнадцатое февраля ещё не скоро, а валентинку хочется подарить уже сейчас. Я без ума от того, как пахнет твоё тело и от того, как ты улыбаешься мне».

Лицо бросило в жар. Если месяц назад я разозлилась, то сейчас растерялась. Меня охватило лёгкое смущение, ведь я ожидала чего-то совсем другого. Более дерзкого, наглого и даже почти грязного. А это… даже мило.

— Мило, — коротко смеюсь и нервно поправляю волосы, не зная, что и ответить.

А затем смотрю в его карие глаза, как он и велел ранее. В них ни тени улыбки или шутки.

— Мило это бантик на члене, а я тебе по факту говорю.

— Это признание?

— Ты мне приятна, — вальяжно облокачивается на стойку.

— В последнее время и ты меня не бесишь.

— Ну, круто. Мы всё больше похожи на стандартную парочку, а не на кошку с собакой.

— Хорошо, что мы не влюблённые идиоты, но при этом нравимся друг другу.

— Да, хорошо, — кивает.

Мы дружно обмениваемся смешками, но, уверена, каждый подумал о чём-то своём. Не знаю, что там у Артёма в голове, а вот я мысленно скрестила пальцы в надежде, что не начну сохнуть по этому парню. Да, мы не влюблённые идиоты, а просто нравимся друг другу. Правда же?

— Что же! — весело восклицаю. — А вот эту валентинку я, пожалуй, оставлю при себе.

— Никаких мусорок?

— Нет, этот клочок бумаги достоин большего.

— А я?

— А что ты? — встаю со стула, наклоняюсь и почти мурлычу парню на ухо.

— А я достоин чего-то большего, чем простое «мило»?

Подзываю рукой Артёма к себе за стойку, и тот послушно идёт за стулом, а затем усаживается рядом со мной.

— Ты об этом? — спрашиваю.

Поглаживаю рукой ширинку Угольникова, делая свой нажим всё более настойчивым.

— А если кто-то придёт сейчас или та троица увидит? — выдыхает шёпотом.

— Общественные места не твой конёк! — тихо смеюсь, но не прекращаю движений рукой.

— Ты была права: я стеснительный.

— Ты?!

— Уж точно скромней тебя буду, — усмехается, выглядя донельзя счастливым.

— Ты сейчас что мне хочешь сказать? — с угрозой щурю глаза.

— Что ты меня заводишь своей смелостью.

— Значит, я смелая? — играюсь молнией его брюк, дёргая замок то вниз, то снова вверх.

— Ты милая.

— С каких это пор?

— С тех самых, когда ты впервые осталась у меня на ночь. Это мило, что злая и ужасная Рия сворачивается во сне калачиком и прикрывает ладошкой нос.

— Прекрати, а то блевану! — шутливо шлёпаю парня по ноге, а тот смеётся.

— Ладно: на самом деле я потешаюсь над тобой. Твоё счастье, что я сам не блеванул при виде того, как ты ещё и слюнку во сне пускаешь.