Четыреста килознаков - Татьяна Рябинина
— Суровый папаша.
Я хотела посмотреть, не вылезла ли из топа грудь, но вместо этого поймала в зеркале взгляд Ника.
— Женька… — он положил руки мне на плечи, и меня бросило в жар. — Может, не пойдем?
— Ну… неудобно. Ты ж тут главный.
Нервно хихикнув, я сделала шаг к залу, но Ник, поймав меня за руку, попросил смущенно:
— Минутку подождем, ладно?
— Хорошо, что у женщин это не настолько очевидно, — пробормотала я себе под нос, но так, чтобы он наверняка услышал.
Ник сильнее сжал мою руку, но тут же отпустил.
Правильно. А еще лучше — глаза закрой. И подумай о счетах за коммуналку.
— Все, пойдем, — сказал он, подталкивая меня к проему.
Зал выглядел сейчас совсем по-другому. На сцене богемного вида дядечки играли что-то фоновое, в духе Глена Миллера, вполне новогоднее. Посреди танцпола стояла наряженная елка, словно отделяя одну компанию от другой. Ник подвел меня к составленным столам, за которыми, как мне показалось, сидела уйма народу. Ну, человек тридцать точно.
— Секунду внимания, — попросил он. — Хочу вам представить Евгению.
Он не уточнил, кто я, но по его тону все наверняка и так догадались и заинтересованно загудели.
— Штрафную за знакомство, — предложил толстячок с пушистыми кудряшками вокруг празднично сияющей лысины.
Ник пододвинул мне стул и, не спрашивая, налил красного вина. Я чокнулась с теми, до кого удалось дотянуться, дальше снова побежал общий разговор, то и дело распадающийся на отдельные ветки, но меня при этом внимательно изучали.
— Все хорошо, не волнуйся, — шепнул Ник мне на ухо и плотно прижал ногу к моей — от бедра до лодыжки. Это немного успокоило — правда, только в одном смысле. В другом — совсем наоборот.
Вино развязало язык, я потихоньку начала участвовать в общей беседе, хотя больше слушала. С Ником мы почти не разговаривали, да это сейчас было и ни к чему. Сейчас у нас шел с ним иной разговор: чувствовать друг друга рядом и то, что мы вместе, причем у всех на виду. Прикосновения — тяжело и горячо под столом, едва заметно, легко, словно случайно — над водой. Улыбки, короткие взгляды, которые так непросто отводить, но надо — мы же не одни.
Время будто остановилось, мне казалось, что мы сидим вот так уже всю ночь, но часы у Ника на запястье уверяли, что едва перевалило за одиннадцать.
— Всех с наступающим, — поднялся подтянутый пожилой мужчина в смокинге. Вряд ли ему было меньше семидесяти, но язык не поворачивался назвать его стариком. — Нам, к сожалению, уже пора. Такси ждет.
— С наступающим, пап, — встав и обогнув стол, Ник поцеловал его и даму в вишневом бархате, которая одарила меня царственной улыбкой.
Пап?!
Ой, мамочки…
— Это твои родители были? — очумело спросила я Ника, когда он вернулся, проводив их. — И ты мне не сказал?
— Ну вот поэтому и не сказал, — он пожал плечами. — Чтобы ты не дергалась. Успеешь еще с ними познакомиться. Если захочешь.
— Ты просто монстр! — прошипела я.
— М-м-монстр… — повторил он так, что у меня перехватило дыхание.
Свет в зале был притушен, мигала гирлянда на елке и всякая прочая цвето-свето-дребедень, и как раз на его лицо упал красный отблеск — как тогда, в лесу.
— Простите, Ольга… — обратилась ко мне сидящая напротив брюнетка и запнулась, словно ей наступили на ногу.
Краем глаза я заметила, как жестко прищурился Ник.
— Евгения, — поправила с улыбкой — надеясь, что получилось не очень резиново.
— Простите, — она порозовела. — Евгения, я хотела спросить, чем вы занимаетесь. Если не секрет.
— Статьи пишу. Для журналов, для сайтов.
— Журналистка? Как интересно.
Рука Ника плотно легла мне на колено, словно говоря: все Ольги идут лесом, вот что интересует меня сейчас. И только это.
Ольга, значит? Ну и ладно. Вот она — та самая ложка дегтя, без которой ну никак, но я ее оперативно выковыряю и выброшу, чтобы не загадила всю бочку меда.
Все, проехали.
И тут время спохватилось. Мощный рывок — и год оказался у финишной черты. Шампанское лилось в бокалы, за елкой громко начали обратный отсчет.
«Пусть у нас будет ВСЁ», — загадала я под бой курантов.
Именно вот так — ВСЁ. Не расшифровывая.
Молодняк за елкой вопил, как бешеный. Обитатели нашего стола, вроде вполне солидные, не отставали. Все вокруг кричали «ура», обнимались и целовались так, словно весь год боялись, что следующий уже не наступит.
Поставив бокал на стол, Ник наклонился и поцеловал меня.
Глава 21
Если бы я осталась дома, уже легла бы спать. Здесь к двум часам все раскочегарилось не на шутку. Богемные дядечки собрали инструменты и исчезли, на смену живому звуку пришли колонки, из которых лилось что-то забойное, время от времени перемежаясь томными медляками.
Уже давно никто не сидел чинно за столами. Сначала молодежь и те, кто постарше, держались каждый своего берега елки, потом компании смешались, дядьки и тетьки за тридцать и за сорок отжигали так, что чертям в аду было жарко. Кто не танцевал, тот бродил по залу. Одни уходили, другие приходили, появлялись какие-то новые люди, что-то ели и пили, собирались группками, разговаривали. Пару раз я замечала издали Алену, она явно не скучала.
Мы с Ником сидели на табуретах у барной стойки и пили по маленькому глоточку вино из одного бокала — по очереди. Мимо прошла та самая брюнетка в голубом платье, назвавшая меня Ольгой.
— Как ты думаешь, — я подцепила носком ботильона низ брючины Ника, — она случайно оговорилась или решила подкусить?
— Я об этом не думаю, Женя, — он взял бокал и, допив вино, поставил на стойку. — И тебе не советую. Возможны оба варианта, но меня это мало волнует. Я дружу с ее мужем, а не с ней. Забей.
— Уже, — фыркнула я. — Меня ненавидели все друзья и родные бывшего мужа. Тоже считали, что я его увела у первой жены. Так что теперь иммунитет.
Подкатился лысо-пушистый шарик, попросил у Ника разрешения пригласить меня на танец.
— Жень, как твоя нога? — спросил тот.
— Не очень, — вздохнула я.
— Извини, Вань, у нас… травма.
— Сочувствую, — покачал головой Ваня и отошел.
Ник встал и подал мне руку.
— А как же травма? — уточнила я, прикидывая, как медленно нужно танцевать, чтобы не растерять сиськи.
Ник молча открыл дверь за стойкой и потащил меня по коридору к своему кабинету.
Я, конечно, не исключала такого развития событий, но…
А впрочем, пусть будет