Если бы - Оксана Фокс
– Могу подсобить.
В раскалённом спёртом воздухе конторки, Лину бил озноб. Она взмокла. Неотрывно глядя на заваленный мусором стол, медленно наклонилась, выдернула газету из-под картонки с остатками пиццы.
– Я одолжу.
Позабыв придвинуть к двери баррикаду, Лина зажгла свечу припасённую для занятий. Раскрыла "Нью-Йорк Таймс" и опустила ходуном ходившие руки. Свеча наполовину оплыла, затрещала. Отблеск света, испуганно запрыгал по стенам. Протолкнув в горле ком, Лина раскрыла газету.
Заголовок гласил: «Крис Берри возвращается». Статья сообщала, что лидер "Strangers" покидает Бруклинскую клинику для прохождения реабилитации в медицинском центре Лос-Анджелеса. На ступеньках клиники, Берри встретился с журналистами, дал короткое интервью. Заверил, что чувствует себя прекрасно. Соскучился по работе и намерен вернуться на сцену в ближайшее время. Менеджеры группы уже согласовывают даты новых гастролей. Он пообещал поклонникам включить в концертный тур, два бонусных-трека, записанных в клинике.
Лина подняла глаза к фотографии. Укутанный в одеяло мужчина, сгорбился в кресле-каталке. Его окружила плотным кольцом группа, персонал, охрана и ликующие фанаты. Заострённое лицо с эталонными пропорциями "золотого сечения" повернулось к камере. Безумно обаятельная, ровно, как и насмешливо-издевательская, идеально сбалансированная улыбка нацелилась в объектив. Всегда чуть более чем следует, особенный оскал – на грани фарса. И все же, Берри владел производимым впечатлением и ни разу не переступил черту. Глядя на него возникала неловкость, сомнение в собственной адекватности, способности подмечать и делать выводы.
А ведь она художник! Взглянув единожды в лицо, изобразит строение черепа и все пятьдесят семь мышц. Лицо Берри не просто пьянило, вводя в восторженно-созерцательное состояние, оно выбивало почву из-под ног созидательной и разрушительной двойственностью.
Лина поморщилась, накрыла пальцем изогнутые губы. Точно знала, куда смотреть. Тень и свет беспощадны. Улыбка раздвинула губы, едва задействовав верхние и средние зоны мимики. Холодный отстранённый взгляд не зажёг лицо. Полуприкрытые веками, усталые глаза опровергли всё, что поведал улыбающийся рот…
Отодвинув с левого запястья тёмную от воды повязку, Лина обвела ногтем крошечную луну, солнце и посох – знак Strangers. Когда татуировщик набивал рисунок, она хотела острой физической болью заглушить внутренние рыдания; хотела, чтобы кожу не просто царапали, а резали, кромсали, рвали сильно и глубоко; хотела увидеть кровь. Но всё произошло быстро. И ранка вдоль голубой вены слишком быстро заживала, словно не имела к ней отношения. Как могла изодранная плоть так предательски быстро затянуться?
Лина прижала к груди газету туда, где не заживало, не затягивалось как татуировка. Укутав одеялом обоих, глядела на изогнутые тени отбрасываемые свечой. Казалось, в комнату влетела птица; металась, разбивалась о стены, теряла чёрные перья, громко кричала, кружилась и кружилась не останавливаясь...
Вспыхнув в предсмертной агонии, огонь погас. Предметы медленно проступали в темноте, обретая знакомые очертания. Вынырнула луна, натянув эфемерную дорожку холодного света от окна к двери. Впав в бессознательное состояние, Лина механически раскачивалась из стороны в сторону.
Отчётливый инородный шелест выдернул из беспамятства, заставил похолодеть, но не от холода. Она замерла, превратилась в слух. Сквозняки оставили в покое клеёнку, безжизненно повисшую в углу. Линин затруднённый выдох прогремел на весь дом, и вновь установилась оглушительная тишина.
Скрежет повторился, раздался прямо под ней.
Лина поддалась вперёд. Волосы свесились вдоль лица, коснулись обрывка линолеума. Она заглянула под кровать... и едва успела отпрянуть: сгусток темноты выскочил в лицо. Тень пересекла комнату по диагонали, мелькнула в полоске света и исчезла в углу за клеёнкой.
Страх и омерзение парализовали, отняли способность дышать, на затылке поднялись волосы. Теперь Лина вспомнила, что уже слышала похожие звуки: здесь, в коридоре, под лестницей, везде... Руки взметнулись ко рту, успев заглушить крик.
Крысы!
В голове метались мысли, ударялись, расшибались, гудели. Когда они замирали, Лине казалось, она умирает. Сжимая у груди газету, она до крови закусила ладонь, цепляясь за боль и ужас, за трещину в стене. Держалась со всех сил, не отпускала, не шевелилась, не дышала. Под утро, проводила взглядом ещё одну серую крысу, неторопливо проследовавшую в обратном направлении: из туалета под кровать. Длинный белёсый хвост на прощание обвил железную ножку койки.
Вздрогнув, Лина часто-часто заморгала, подняла голову к свисающей с потолка лампочке: в доме появилось электричество...
Вытянув тёплого хозяина из постели, Лина разглядела в дверном проёме худой силуэт и синие волосы соседки с третьего этажа.
– Крысы? – Бутч растопыренной пятернёй почесал волосатый живот над растянутыми штанами и зевнул во весь рот: – Ну и хрен с ними. До крыс мне дела нет. Тебе есть? Дык вали к толстухе, чо ко мне припёрлась?
– Джулия уехала.
– Ну, дык жди, – резонно заметил Бутч, потянув дверь.
Но Лина подставила ботинок.
– Тебе есть, до этого дело. – Она выразительно посмотрела на разобранную постель за квадратной спиной:
– Крысы – это инфекция, Бутч. Тиф, туберкулёз, гепатит. Они разнесут это добро по дому быстрее, чем ты успеешь надеть штаны. Рано или поздно ты заразишься. Как и остальные, – она сунула ему в лицо газету с обведённым объявлением об оказании услуг санитарной обработки помещений.
– Катись давай, шалава! – Бутч нахмурился, грубо пихнул Лину в плечо: – Сучка, ты раскромсала страницу с результатами матча!
Гневный рык раздался из-за металлической двери, эхом прогремев по коридору. Натянув шапку, Лина спустилась по лестнице и вышла на улицу. Щурясь от болезненного света отражённого высокими сугробами, повернула в сторону остановки. Она перестала бояться Бутча.
Глава 21
Непрерывный гомон заполнил длинные коридоры, застрял в ушах как водяная пробка. Освежив горящее лицо холодной водой, Лина вышла из женского туалета и побрела на следующую пару. Она заболела. Вечером заныло горло, ночью боль усилилась, на рассвете поднялась температура. Лина не могла глотать, говорить, в глазах темнело; она едва дотянула до метро, но пересдача заваленного теста не оставила выбор: пришлось тащиться в институт.
Широкая спина качнулась за партой и перегнулась через проход. Марго приблизила лицо к рыжеволосой соседке, торопливо зашептав ей в ухо. Обе обернулись к Лине, цокнули языками и покачали головой. Весь экзамен парочка косилась, хихикала, поджимала губы. Лина издёргалась, непрерывно отвлекаясь с трудом вникая в вопросы. Она последней положила работу на стол преподавателя, смутно представляя, что в ней.
– Ну как, сдала? – Марго дожидалась у дверей.
Не в состоянии произнести ни слова, Лина двинулась по коридору. Кровь пульсировала
