Ненастоящая семья - Мария Манич
Смутно представляю, как я сейчас выгляжу. Мне хочется верить, что достаточно сексуально. Топик снять не решаюсь, но под ярким светом тонкая светлая ткань представляет собой смутную преграду. Вся моя грудь напоказ. Живот и ноги подрагивают. Меня трясёт мелкой дрожью.
Рома, наоборот, совершенно спокоен и невозмутим. Скала. Непробиваемая тестестороновая гора мышц и желания.
Дроздов опускает взгляд на экранчик на фотоаппарате и листает получившиеся снимки. Улыбается. Одобрительно кивает. Ему нравится, что получается.
— Расстегни джинсы и сними обувь.
— Если я не разденусь сама, ты мне поможешь?
— Хочешь, чтобы я помог?
— Хочу.
— Окей.
Рома словно ждал приглашения. Вешает фотоаппарат себе на шею и идет ко мне. Сначала медленно и тягуче целует мои губы, пока его пальцы ловко расправляются с пуговицей на моих джинсах. Тянет молнию вниз, и я сильнее стискиваю ладони на кожаной сидушке стула.
Пытка. Сладкая и невозможная.
— Ромочка, — хнычу ему в губы.
Он трогает тонкое чёрное кружево и тяжело выдыхает.
— Я на грани, Канарейкина. Что ты со мной делаешь?
— Пытаюсь отключить твою правильность. Я почти трезвая.
Обнимаю его за шею и выгибаюсь вперёд. Игнорирую чёрный аппарат между нами, который больно впивается в голую кожу моего живота. Рома ловит мой рот в плен своего и ласкает, ласкает, ласкает… Пальчики на ногах поджимаются, и я хнычу.
— А я пьян, — бормочет Дроздов, упираясь своим лбом в мой. — Тобой.
Дышит тяжело и прерывисто. Опускаю ладони ему на грудь и чувствую, как быстро-быстро его сердце толкается в них. Чувствую, что его воля почти сломлена и Пизанской башней упирается мне между ног.
— Так это же хорошо. Я тоже. Пьяна тобой.
Мы уже почти переходим грань, когда внезапно ночную тишину прорезывает резкий домофоный звонок. Осоловело таращимся друг на друга, настойчиво игнорируя непрекращающуюся навязчивую трель.
— Ты кого-то ждёшь? Кто это? Может, не открывать?
Раздражающий и неуместный звук резко обрывается, чтобы через пару секунд затрещать вновь. Одновременно с телефоном Дроздова.
— Чёрт. Сука, — бормочет Рома и отстраняется, оставляя меня в очередной раз ни с чем.
Начинаю злиться. Потому что я, кажется, понимаю, кто может трезвонить и стоять у подъездной двери.
— Это Филатова, да? — спрашиваю, уже зная ответ.
Соскакиваю на пол и, немного пошатнувшись от резкости своих движений и высоты каблуков, складываю руки на груди. В которой стремительно разливается жгучее чёрное чувство ревности.
— Скорее всего. Или запоздалый курьер с суши, которого я так и не дождался в прошлый понедельник. Что маловероятно.
Дроздов натягивает на себя первую попавшуюся под руку футболку и растерянно проводит рукой по волосам, кидая из-под бровей виноватый взгляд.
Серьёзно? Немыслимо!
— Ты ей откроешь? — тихо интересуюсь, даже не пытаясь скрыть из голоса обиду.
Если он сейчас пойдёт к этой вобле, то меня больше не увидит до свадьбы! И не притронется до неё же! Мурыжил меня полвечера и готов бросить по первому же звонку бывшей?
— Ромашка-а-а, — противный пьяный голос отражается от окон и стен. — Я знаю, ты дома-а-а-а-а. Она ещё и орать вздумала. Никакого достоинства.
— Придётся, — устало вздыхает Дроздов. — Эта идиотка перебудит весь дом. И на утро меня убьют молодые мамочки. Знаешь, сколько у нас детей до года с чутким сном на этаже?
— Понятия не имею, — выдыхаю раздражённо. — Я поеду домой. А ты разбирайся со своей бывшей без меня.
— Лена… — морщится как от удара Рома. — Давай ты остынешь и останешься здесь. Со мной. Я вернусь через пять минут, и мы продолжим, если ты захочешь. Угомоню эту дуру и посажу в такси.
— Почему она к тебе таскается вообще? Вешается на тебя? Вы не совсем закончили отношения, ты дал ей надежду?
— Мы всё закончили. И я не планировал ни с кем встречаться и жениться тем более.
— Прости, что испортила твои планы!
— Прекрати. Ты ничего не портила, — резко обрывает меня Рома и делает шаг вперёд.
Домофон не прекращает трещать, телефон звонить, а пьяная идиотка Филатова голосить на весь двор:
— Ромашка-а-а, хочу к тебе на ручки! Мне так плохо без тебя.
Поджимаю губы, отворачиваясь от Дроздова, и натыкаюсь взглядом на пустой барный стул. В голове тысячи мыслей, больше половины из них далеки от цензуры. Я буквально киплю как чайник. Ещё немного и начну голосить и истерить ничем не лучше Филатовой.
— Делай, что должен, — разрешаю милостиво и нервными движениями застёгиваю на себе джинсы. — Я хочу спать. Дай мне свою футболку.
— Я быстро, — с нескрываемым облегчением говорит Рома. — Никуда не уходи.
Быстро целует меня в щёку, крепко обнимает и идёт в сторону двери, гремя ключами. Снимает трубку от незамолкающего домофона, с раздражённым треском вешает её на место и быстро выскальзывает в подъезд.
Вскоре противный голос Тани смолкает. Наблюдаю в окно, как Рома вызывает для неё такси, а затем, затолкав её на заднее сиденье, сам садится вперёд, бросая через плечо взгляд прямо на меня.
Засыпаю, накрывшись клетчатым пледом, пропитанным знакомым запахом цитрусовых, совершенно одна.
Глава 17
Ночью, по ощущениям где-то часа в три, матрас рядом со мной прогибается под тяжестью другого тела. Не открывая глаза, стараюсь дышать ровно, не меняя темпа дыхания.
— Лен? Спишь?
Я сплю. Я обиделась.
Рома устало вздыхает и поправляет на моих плечах плед. Устраивается рядом, прижимаясь грудью к моей спине и легонько целует в затылок.
Разбудить боится или, наоборот, очень хочет. Действует осторожно и, как обычно, очень нежно. Так нежно, что моё расстроенное и обозлённое на него сердце предательски сжимается. Но я показываю ему ментальный кулак.
Дроздов — грёбаный джентльмен — за вчерашний день успел вывести меня из себя несколько сотен раз. Почти вознёс на вершину блаженства, дал почувствовать себя самой желанной и красивой женщиной, а потом с треском опустил на пол. Я немного подустала от этих эмоциональных
