И только пепел внутри… - Тата Кит

Примерно так же – туго, но терпимо – стянуло грудную клетку жесткими ремнями… чего? Вины?

Возможно.

Посмотрел в сторону черной двери подъезда, за которой несколько минут назад скрылась тонкая фигурка девушки.

Вдова.

Твою-то мать!

Только таких подружек мне и не хватало.

Снова полоснул взглядом металлическую дверь. Наверное, нужно подняться к ней и извиниться? Хотя, кому нахрен нужны мои извинения? Да и за что мне извиняться? За то, что я не знал и не догадывался?

Или догадывался, но старательно игнорировал.

В любом случае, вряд ли сейчас ей нужен диалог со мной и вообще с кем-либо. Единственное, что меня может ждать после вмешательства на ее территорию – ненависть.

А её у меня и к самому себе более чем достаточно.

***

Пламя спички оставило красный тлеющий след на кончике сигареты.

Пачка за ночь – не предел.

Сколько бы ни пытался уснуть, но выбросить образ трёх бледных полосок на тонком запястье женской руки так и не вышло. Оно как чертово приведение следовало за мной из комнаты в кухню, курило вместе со мной и возвращалось в постель.

Сколько бы ни пытался убедить самого себя в том, что мне не интересно и меня не касаются подробности, как личной жизни другого человека, так и его трагедии, но так и не смог выкинуть ее из головы.

Её образ: глаза цвета теплой карамели с солью слёз и едва заметная улыбка в уголках выразительных губ были словно вдавлены в мой мозг. Даже сейчас.

Шесть утра. Снег за ночь успел укрыть землю небольшим слоем, а на его фоне, подобно тревожной кнопке, горела красная шапка Софии, в которой она обычно выгуливала своего пса. И если до этого дня она делала это долго, с играми и плясками вокруг щенка, то сегодня всё произошло быстро. Пёс, так и не спущенный с поводка, сделал свои дела и почти сразу оказался уволоченным домой.

Если это была попытка избежать встречи со мной, то она удалась.

Аптечка так и осталась лежать на моем подоконнике, красным крестом захлопнутой крышки.

– Ты же вчера хотел купить зимние ботинки, – напомнила мне дочка, наблюдая за тем, как я неуклюже пытался удержать равновесие на скользком льду замерзшей за ночь лужи.

– Хотел. Но не вышло.

– А аптечку ты с собой взял, чтобы, когда упадешь, сразу лечиться? – ехидно вопросила Катя, сдержанно веселясь над неравной борьбой между мной и коркой льда под подошвой скользких туфель.

– Это аптечка Софии. Она вчера вечером перевязала мне руку и случайно оставила её.

– Аа, – протянула дочка, слегка нахмурившись. – Ты в школу-то успеешь меня увезти?

– Успею, – вырвалось из груди за секунду до падения и жесткого удара о холодную землю.

Аптечка повисла на вытянутой руке, но осталась невредимой.

– Купи уже себе ботинки, пап, – нависла надо мной Катя, выхватив из рук спасительный чемоданчик. – А-то как маленький.

– После работы куплю, – пообещал ей, глядя в пасмурное небо, грозившееся взорваться новым приступом снегопада.

Как и обещал, после работы заехал в торговый центр. Попытка купить зимние ботинки под номером… надеюсь, последняя.

За секунду до выхода из машины, подхватил аптечку и не спеша направился ко входу в торговый центр. Крупные хлопья снега уже вполне по-зимнему покрывали землю. Долго смотреть прямо перед собой оказалось весьма проблематично из-за порывов холодного ветра, что грубыми оплеухами бил по лицу и забирался под одежду ледяными щупальцами.

Снова вечерняя суета. Стеклянные офисы взорвались и выпустили на улицы слишком много людей, которых не удержали в стенах зданий или коконах машин даже погодные условия.

Итак, зимние ботинки и аптечка. Сначала аптечка. Меньше всего мне хочется таскаться с ней по всему ТЦ, словно в ожидании смельчака, который сможет оказать мне помощь. Она нужна мне меньше всего.

Цветочный магазинчик, за витриной которого почти ничего не видно из-за обилия цветов, был еще открыт. Оно и к лучшему: не придется вылавливать Софию у подъезда или на площадке у дома, чтобы отдать ей этот чертов кейс, который уже оттянул мне руку и сжег кончики пальцев своим существованием. Хожу с ним весь день как с писаной торбой.

Тихий звон колокольчиков над входной дверью оповестил о новом посетителе. Запах цветов наполнил нос и вязкой субстанцией прилип к языку, то ли горечью, то ли приторностью.

Обвёл взглядом букеты, не задерживаясь ни на одном из них, пока не встретился с глазами цвета охры, что смотрели на меня несколько равнодушно и отстраненно.

– Ты вчера оставила, – разбавил я затянувшееся молчание и прошел к прилавку, положив на него аптечку.

– Спасибо, – сухо ответила София и спрятала его вниз. Снова подцепила кончиками пальцев тонкий стебель какого-то цветка и пристально вгляделась в его соцветие.

Что ж, всё прошло даже лучше, чем я себе придумал. Никаких вопросов, никаких разговоров и рыхлых извинений. Коротко и по делу.

– О! – донесся возглас со стороны холодильника, заставивший вздрогнуть меня и руку с тонким стеблем в ней. – Добрых вечеров, Павел Романович!

– Жильцова?! – нахмурился я, не веря своим глазам, наблюдая за тем, как в поле зрения появилась тощая фигурка девушки. – А здесь ты что забыла?

– Работаю, – тонкая бровь появилась на мгновение над черной оправой очков. – Не видите – на мне фартук и даже перчатки?

– Работаешь?

– Работаю, – кивнула она. – Ваша очередь.

– Очередь?

– Ага. Спросить, работаю ли я здесь.

– Тася! – обрубила её София.

– Что? – выпучила девчонка глаза. – Мы играем. Да, Павел Романович?

– Вы знакомы? – спросила нас обоих София и вышла из-за стойки, оставив на ней цветок.

– Так вышло, что он иногда подрабатывает моим преподавателем, – пояснила Жильцова.

– Иногда? – София непонимающе посмотрела на нас обоих.

– По расписанию занятий, составленных кафедрой. Так что, да, иногда.

– Ребус ты очкастый, – вздохнула София рядом и обратилась ко мне. – Почему ты назвал её Жильцовой?