Наше шаткое равновесие - Мария Николаевна Высоцкая

Ведь она могла оказаться здесь случайно или же просто пришла со своим очередным нытьем. Поводов море, но я выбрала самый ужасный. Дура! Господи, какая же я дура.

Получается, если он видел меня тогда…

Именно поэтому исчез. Это же Мурас, он не прощает подобное. Он вообще прощать не умеет. Не заложено это в нем. Своим поступком я только облегчила жизнь Гончаровой.

Я ведь думала, что он просто забыл обо мне, как о разонравившейся игрушке. Вычеркнул.

А он и вычеркнул, только повод был иной.

Дура! Какая же я дура!

Прикрываю глаза, садясь на кафель. Минут через пятнадцать выползаю из ванной и иду на тусклый свет, горящий в кухне. Мурас сидит за столом, в руке бокал с каким-то алкоголем.

Присаживаюсь напротив, непроизвольно всхлипывая.

— Ты знал?

Он молчит, только смотрит… так, что я чувствую себя последним ничтожеством. Сразу всплывает его недавний вопрос, который мне был непонятен.

— Я… Игорь, я тогда… не знаю, было ли тогда что-то, не помню. Я виновата, просто в тот день я пришла к тебе. Там была Алла, а днем моя сестра попала в аварию, и отец, — закрываю рот ладонью, проглатывая свой вой. — Игорь, я, мы….

— Это не имеет значения, — поднимается, выливая жидкость из стакана в раковину, — спать иди. Мне не нужны твои откровения.

— Постой, — хватаю его за руку, — я же все это время думала, что ты мне изменил, что поспорил на меня.

— Я действительно на тебя спорил, — добивает, убирая мои пальцы со своего запястья.

— Значит, это правда?! — меня шатает.

— Да. Но это ничего не меняет. Все наши поступки останутся нашими, — усмехается, — иди спать, думаю, где спальня, помнишь.

Он уходит в темноту гостиной, а я медленно сползаю по стене, ненавидя себя и всех вокруг.

Глава 16

Утром меня колбасит.

Из дома уезжаю часов в шесть. Запираю квартиру и, не оставив вторых ключей Женьке, еду в отдел. Меня гложут сказанные ею слова, но еще больше — желание узнать правду.

Запрягаю пацанов притащить мне этого Ящера. Я отлично помню, кого и где мы брали в ту ночь. Райончик, правда, не наш, но, думаю, там не обидятся.

Пока Морозов запирает эту с*ань в допросной, звоню Гончаровой, эта стерва не берет трубку, Ладно, навещу лично. Не она ли скулила, что соскучилась.

— Юрич, мы с ним закончили.

Киваю и выдвигаюсь к нашему «заключенному».

— Ну здравствуй! — усмешка.

А вот на его лице паника. Его окровавленная рожа совсем не доставляет мне удовольствия.

— Я уже сказал, я не торгую больше. Как вышел, не торгую.

— Какой послушный, — расстегиваю его наручники и присаживаюсь на край стола, доставая ствол.

— Что вы?!

— Я пристрелю тебя, например, за нападение на сотрудника. Меня.

— Я ничего…

— Заткнись и слушай, исход будет зависеть от того, насколько хорошая у тебя память.

— Я же…

— Слушай! — подаюсь вперед. — Пять лет назад, когда тебя взяли, из квартиры также прихватили девчонку. Лунгу, дочь судьи, помнишь такую?

— Да-да, но мы не общаемся. С того дня не виделись. Ее отец тогда отмазал.

— Я в курсе. Но вопрос в другом… ты с ней тр*хался?

— Чего?

— Того. Я вопрос задал, — передергиваю затвор, — жду ответ. Ты же чистый был, не под кайфом.

— Нет. Она никакая была, — начинает тараторить, — а потом менты, то есть полицейские приехали. Я не успел…

— Но хотел? — прищуриваясь, чувствую просыпающаяся ярость.

— Нет. Нет.

— Врешь.

— Не вру. Какое вам дело до этой наркоманки?!

— Закройся, — со всей дури шарахаю его мордой об стол и выхожу в коридор.

— Игорь, там Симонов тебя искал…

Этому-то что надо? Убираю пистолет и направляюсь к начу.

— Можно? — два коротких стука.

— А, Игорь, заходи, — махает рукой на стул.

— Чего хотел?

— Поговорить.

— Внимательно.

— Я по поводу вчерашнего вечера, нехорошо получилось с Аллой.

— Ты сейчас серьезно?

— Не начинай. Просто поговори, чтоб проблем с ней не было, а то она моей Ленке все спокойствие подрывает своими истериками.

— Твоей жене стоит лучше выбирать подруг.

— И это ты говоришь о женщине, на которой женат?! — с явным презрением.

— Именно. Я поехал, у меня еще дела на районе.

— Знаю я твои дела. Ресторан-то толкнул уже этому бизнесмену своему. Я как посмотрю, что ни происходит, тебе только на руку. Иногда задумываюсь, а действительно ли случайно?

— Поменьше думай об этом, а лучше думай тогда, когда свой процент в карманчик убираешь.

Поднимаюсь и выхожу из кабинета. Симонова я не боюсь. Да и никогда не боялся. Ему без меня уже никак. Да и рыльце у него в пушку, с такого крючка сложно спрыгнуть, а с его мозгами и подавно.

После обеда наведываюсь на съемную квартиру. Алка, конечно же, дома. Пьяная и зареванная.

— О, приперся.

Гончарова упирается ладонями в стол, поднимаясь со стула, между тем успевает зацепить бутылку, и та с грохотом падает на пол, разбиваясь вдребезги. Начинает вонять ликером.

— Поговорить надо.

— Пошел вон, придурок. Катись к своей наркоманке. Сволочь, — вытирает губы тыльной стороной ладони, слегка пошатываясь.

— Слушай, я баб не бью, но тебе по роже съездить хочется. Руки чешутся, — расстегиваю пуговицы на пальто.

— А давай! Сразу под статью, я тебе не твои уголовники!!!

— Грамотная ты моя, расскажи-ка мне лучше, что ты Лунге напела тогда?!

— Когда, Игоречек? Не было ничего. Не говорила я с ней.

— Понятно, ладно, счастливо оставаться.

— Игорь! Милый мой, хороший, — бросается ко мне, — прости-прости. Я дура. Я так тебя люблю, слышишь, очень люблю. Не уходи. Все будет как раньше, слышишь, не уходи, — причитает, сжимая ворот моей