Быть Корелли (СИ) - Грэм Анна "Khramanna"

— Что происходит?

— Я не знаю. Но наверняка знает отец.

Данте поджал губы и опустил голову. У Алессандро сжалось сердце. Справа от него сидел не заносчивый адвокат Данте Корелли, а тот вихрастый мальчишка, которому здорово влетело за то, что он протащил в особняк старый, чёрт знает где найденный мотоцикл и чуть не спалил гараж, пытаясь его реанимировать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 37. Обрыв

Потом Алек долго не мог поверить в то, что произошло. Он долго торчал в уборной, до красноты натирая руки под струёй горячей, как кипяток воды — пытался смыть кровь. Потом сидел на крыльце и курил толстую кубинскую сигару, пока голова не закружилась, пока не затошнило от едкого, концентрированного табачного дыма. Голоса в голове галдели без перерыва: рыдания матери, протесты Джулиано, грозный рёв отца. И молчание Данте. Удивительная, так несвойственная ему покорность судьбе. Молчание, которое врезалось в память не хуже самого громкого крика…

На лестнице дома их ждал Лео Фалани.

— Ни черта не везёт вам с жёнами, парни. Крепись, Данте, — он сжал брату плечи в жесте поддержки, но Данте нервно сбросил его руки.

— Какого чёрта происходит?!

— По приказу синьора Руссо мы провели внутреннее расследование. Лита — предатель.

У Алессандро тогда сердце свалилось куда-то в кишки, перед глазами заплясали ступеньки — первая, вторая, десятая — пока он, словно обезьяна, карабкался, спотыкаясь, по крутой лестнице вслед за сорвавшимся на бег Данте. Лишь бы не наделал глупостей. А Лита… «Обещай мне, что с ней ничего не случится». Алек не мог ему обещать. Алек не знал, что ждёт их за дверьми особняка. Не знал, но догадывался. И от этого под грудью зудело сильнее.

— В подвал, — направил их Фалани, и тогда внутри что-то с треском оборвалось и грохнуло, отдавая тупой болью в висках. Если у порога особняка надежда ещё теплилась, то сейчас она сдохла, как вшивая псина под колёсами грузовика.

Огромные мокрые глаза, дорожки расплывшейся туши на щеках. Лита Корелли, сидящая на стуле возле камина — первое, что Алек увидел, ворвавшись следом за братом в пыточную.

— Меня подставили… — шепнула она, глядя на Данте умоляющим взглядом, надеясь, что он ей поверит. И Данте верил. И Алек верил. Несмотря на обоюдную ненависть. Она ведь не совсем конченая, чтобы так поступить? Она ведь в своём уме? Топить собственную семью, чью фамилию носят её дети…

— Она намеренно проиграла дело. Она намеренно пустила утку в СМИ и взялась за липовое обвинение прокурора Осборна во взяточничестве. Она в сговоре с Фальконе, — отец, палач-обвинитель, сидел в своей коляске посреди комнаты, мать тенью стояла за его спиной. Алек не взглянул ни ему, ни ей в лицо. Зажужжали приводы, инвалидное кресло тронулось, Алек отвернулся, посмотрел на колонны, на потолок — отец проехал мимо него чёрным пятном. — Здесь перевод на крупную сумму на имя Литы Корелли. Оплата поступила с одного из фондов Фальконе.

Он положил бумаги на коротконогий кованый стол. На нём лежал футляр с оружием, виски и сигары.

— Это ничего не доказывает. Отец, я хочу сам ознакомиться с документами… — Джулиано (оказывается, он тоже был здесь!) потянулся к папке, судорожно принялся листать её.

— Вы уже сделали сами всё, что могли. И доказали свою несостоятельность.

— Я прилетел только вчера, сегодня же я разберусь… — пытался вступиться Данте, но Руссо резким взмахом руки прервал его.

— Не утруждайся, Данте. Твои приоритеты мне давно понятны, — оказалось, отец не спускал ему ничего: непослушание, пренебрежение, высокомерие и желание быть отдельно — Руссо всё помнил и копил, чтобы однажды дать своему сыну увидеть плоды. Холодная месть. Алек думал, что хорошо знает своего отца, но это его шокировало. — Я надеюсь, это послужит тебе уроком.

Отец сделал знак охраннику. Тот подошёл к Лите и грубо схватив её за плечо, поставил на ноги. Данте дёрнулся, но ещё двое секьюрити, появившиеся из ниш в стенах, перегородили ему путь.

— Лита Андреа Корелли. За предательство семьи вы приговариваетесь к смерти через выстрел в сердце.

Лита заплакала. Она больше не протестовала, не пыталась вырваться — шок и неверие в происходящее сковало её по рукам и ногам. И Алек не верил, что это происходит. Снова. Чувство дежавю захлестнуло его — ровно на том же месте, у камина, где над каменной плитой возвели металлический, нержавеющий поддон, чтобы не вытекло ни единой капли крови, стояла на коленях его жена и её любовник. Вина Габриэле была очевидна. А сейчас всё внутри Алека яростно протестовало.

Данте беспомощно крутил головой не находя ни у кого поддержки — все прятали глаза в пол, охрана смотрела перед собой натренированным невидящим взглядом. Они были мебелью и только. У матери дрожали губы, она прикрывала рот сложенным в кулёк носовым платком. Джулиано напоминал статую, Алек и сам её напоминал. Парализованный волей отца, который, даже сидя в инвалидном кресле, внушал страх.

— Данте. Пистолет, — указал ему Руссо, когда Литу поставили на колени.

Но Данте не взял его. Пройдя вглубь комнаты, он встал на колени рядом со своей женой, обнял её. Она что-то горячо зашептала ему, но Данте отрицательно качнул головой. Лита залилась слезами, уронила голову в ладони.

— Нас вместе.

От его ледяного, уверенного тона по спине пробежал холодок. Алек помнил только то, что тогда всё вышло из-под контроля, а после память услужливо оставила ему лишь обрывки.

— Нет, Руссо! Нет! Всю жизнь я не говорила ни слова против, но сейчас! Нет! Я говорю тебе нет! — мать вдруг закричала так, что зазвенел хрусталь на потолке, она бросилась к Данте, но Фалани перехватил её в паре футов от них, Гарделия успела лишь соприкоснуться с Литой руками.

— Гарделия, — Лео мягко взял её за руки и отвёл в сторону. К ней бросился Джулиано. Мать смотрела на него умоляющими глазами, искала помощи, поддержки, пыталась остановить то, что творилось у неё на глазах. И не находила её. Доведённая до отчаяния, Гарделия бессильно повисла на руках у среднего сына.

— Внуки. Наши внуки. Совсем маленькие. Антея. Винченте… — она захлебывалась в рыданиях. Алек с ужасом понял, что его племянники остаются круглыми сиротами.

— Здесь кто-нибудь способен держать в руках оружие? Алессандро?

Собственное имя прозвучало, как хлёсткая пощёчина. Алек непроизвольно дёрнулся, когда услышал его. Холодная рукоять пистолета тронула ладонь, перед лицом возникли орехово-зелёные глаза Лео Фалани. Они влажно блестели, в них читалось сочувствие горю, которое уже почти состоялось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Надеюсь, ты хотя бы в этом не подведешь меня, — добил Руссо, и чувство стыда накрыло Алека лавиной. Оно ударило его в лицо, набилось холодными льдинами за воротник. Тогда Алек впервые захотел навести оружие на отца. Впервые ужаснулся этой мысли. Тому, что она вообще пришла ему в голову.

Потом, после всего, давясь очередной сигарой на крыльце отчего — до чёртиков ненавистного — дома, Алек с ужасом понимал, что эта страшная мысль укоренилась в нём.

— Давай, брат, докажи, что ты не трус.

Шепнул ему Данте за секунду до выстрела.

Грохнуло дважды. Дважды руку дёрнуло отдачей. А потом наступила темнота.

Он выплыл из неё только на улице. Сухие реплики отца отдавались эхом по стенками черепа, скребли память. «Детей перевезти сюда. Гарделия позаботится о них».

«Уберите тела. Фалани, займись поиском юристов для «Корелли консалтинг». Свяжись с нашим судмедэкспертом».

«После похорон устроим семейный совет. Я не уверен, что Алессандро готов нести бремя главы семьи. Все свободны. Джулиано, останься».

Отняв жизнь у сына, он словно бы сам получил жизнь. Жалкий, высушенный, жестокий ублюдок. Алек снова поймал себя в реальности, когда яростно тушил сигару о край ступеньки. Она рассыпалась мелкой, вонючей пылью, и ветер растрепал её по всей лестнице. Перед глазами всплывала картинка — два тела, державшихся за руки — Алек раз за разом прогонял её из головы. Ещё одна — мать, упавшая на грудь Данте, её руки по локоть в крови, прикосновение, липкое, мокрое, её скользкие пальцы и глаза, полные боли. «Ну, зачем, сынок, зачем?».