Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена

— Не сказал. И не скажу. Тем более она не беременна больше, — сжал он кулаки и, глянув на побелевшие костяшки, тяжело вздохнул. — Не хочу жалости. И слёз её не хочу. Она с детства редко плакала. А сейчас у неё глаза и так не просыхают. Не хочу.

— Но это же неправильно, — положила я бумагу на стол. — Она имеет право знать. Может, вести себя станет по-другому.

— Конечно, станет. Потому и не хочу, — как отрезал он. — И вы ничего не говорите. Вы бы и не знали, не окажись Ксения в вашем кабинете, правда? Ведь не знали бы? — он встал.

Скажу больше: если бы я не подумала, что отец этого ребёнка Верейский и сейчас не знала бы.

Он достал из зубов комочек резинки и кинул в стоящую у кушетки мусорную корзину.

— Нет, — качнула головой я. — Но теперь знаю.

— Тогда позвольте вам напомнить про вашу хвалёную врачебную этику, — он развернулся и навис над столом, уперев в него руки. — Даже если спросит, а у неё на такие вещи чутьё, вытрясет с сиделки, или с Ксеньки, скажите, что всё в порядке. Не подтвердилось и всё. Видите, — ткнул он в бумагу. — Здесь написано «вероятность». И она не стопроцентная.

Да, я видела эту «вероятность». Потом уже разобрала, переводя с английского, что их лаборатория действительно расшифровала ДНК, но дала мутации гена PDHA1 целых тринадцать панелей заболеваний, в одной из которых и был злополучный синдром Лея.

— Простите, Владимир Олегович, — тяжело выдохнула я. — Но я врать не буду, — а про себя добавила «больше». — Если диагноз подтвердит наша лаборатория и ваша дочь окажется носителем повреждённого гена, то я обязана предупредить Юлию Владимировну о возможных последствиях. Поэтому её на дополнительные обследования я в любом случае отправлю. А вы…

— Да вы знаете, сколько я этих анализов сдал?  — усмехнулся он. — Знаете? Одних только этих вот, — приподнял он бумагу и небрежно откинул, — генетических обследований прошёл. Десятки! Начал здесь, продолжил в Америке. Пока наконец нашли эту чёртову мутацию. Знаете, у скольких врачей был? Каких мне только диагнозов не ставили! Чем только не лечили!

— А сейчас? Вы чувствуете себя лучше? — спросила я не из праздного интереса. Меня искренне восхитила его настойчивость в поисках истины. Удивило, что он для своего диагноза неплохо выглядит. А ещё что-то неприятно царапнуло в его рассказе, но я пока не смогла понять, что именно. Что-то связанное с Ксенией.

— Намного лучше. Особенно когда начал понимать, что происходит. Почему у меня перед глазами то появляется, то исчезает это чёртово пятно. Откуда трясучка, — вытянул он вперёд руку. — Да много чего. Но я хочу уйти не слабоумным стариком, ходящим под себя. А достойно. Мне бы только рождения сына дождаться.

— Простите! — дверь открылась без стука. И мадам Кононова, застыв на пороге, ненавидяще уставилась на Пашутина. — Я жду уже долго. Вы не могли бы поторопиться?

— Дверь закрой! — рявкнул, повернувшись к ней, Владимир Олегович.

— Что?! — придушено выдавила она.

— Я сказал: пошла вон! — произнёс он таким тоном, что даже мне стало страшно.

— Да как вы…

— Да так и смею. Вон!

Дверь поспешно закрылась. Я мысленно прикрылась двумя руками, уже предвкушая куда она пошла: конечно, писать очередную кляузу.

Но с Пашутиным я в любом случае должна была закончить, хоть и встала из-за стола его проводить.

— Вот когда умру, тогда Юлька пусть и узнает, — обернулся он и тихо вздохнул, словно и не он только что орал.

— Хорошо, как скажете, — легко согласилась я, решив идти другим путём. — Но как будущему отцу вам всё равно необходимо сдать кровь. На группу, на резус-совместимость. Резус-конфликт может повредить малышу и когда есть возможность…

Он хитро улыбнулся.

— А вы настойчивая. Но это вас отрекомендовали мне как неболтливого врача, чего я не могу сказать про ваших лаборантов. Поэтому не заговаривайте мне зубы. Ничего я сдавать не буду. Благодарю за заботу. И за то, что выслушали. Я там дочке вещи принёс, ноутбук, фрукты, сок. Подержите её тут лишний денёк, если получится. Не знаю, как ей пока про Ксеньку сказать, — почесал он лысину. — Она же её домработница, младше года на два, а тут выходит мачехой ей будет.

Я открыла рот, потом закрыла.

— Простите. Вы и жениться на ней хотите?

— А почему нет? — усмехнулся он. И вдруг посмотрел на меня сально. — Я бы и на вас женился. Вы мне нравитесь. Красивая. Умная. Сильная, — прищурился. А потом рассмеялся, потрепав по плечу. — Да расслабьтесь, Эльвира Алексеевна, шучу я, шучу.

Хотя его короткие пальцы меня скорее погладили, чем невинно потрясли.

Я не вышла провожать его в коридор. Только выглянула. Кононовой уже и след простыл. И, трудно сказать, к лучшему это или к худшему, на её счёт у меня были только нехорошие предчувствия.

Предчувствия, предчувствия…

Прислонившись спиной к двери, я ещё ощущала на плече его противные волосатые пальцы, когда вдруг увидела в мусорном ведре комок жёванной резинки и поняла, что именно не так. Что меня так смутило во время разговора.

Надев латексную перчатку, его «ДНК» я поместила в стерильный контейнер и сразу отнесла в лабораторию.

— Лена, будьте добры, вот этот образец, и по образцу крови, — я написала для лаборанта на клочке бумаги фамилии Ксении и Юлии, — передайте, пожалуйста, в лабораторию университета. Что с ними сделать, я распоряжусь там.

— А что такое «ПВО»? — улыбнулась она, принимая подписанную мной баночку. — Противовоздушная оборона?

— Ну можно и так сказать, — ответила я, невольно поймав себя, что сказала совсем как Верейский.

А ведь они с Матрёшкой вот-вот должны приехать.

Я просила его не приходить с Машкой в клинику, поэтому, освободившись, на всякий случай написала сообщение, что буду минут через десять.

«Интересно, а к Юльке он сходил? Она же просила», — машинально подумала я и, глянув на часы, сама пошла отдать Юлии Владимировне файл с документами перед уходом.

Глава 32. Эльвира

В её палате меняли двери. Старая и новая стояли прислонёнными к стене. Но охранник, что дежурил у её палаты, и рабочие, что оставили вместо входа зияющую дыру, попались мне на встречу, выходящими из отделения.

— А вы куда? — удивилась я.

— Мужчина, что пришёл к девушке, попросил их оставить одних. Так мы пойдём пока покурим.

Мужчина?

Осторожно ступая мимо закрытых дверей других палат, я даже не осознавала, что крадусь, пока не остановилась.

— Это что? — голос Юлии Владимировны был слегка испуганным.

— Это тебе Камиль передал, — голос Верейского, наоборот, звучал холодно, равнодушно. Сухо.

— Камиль? — выдохнула она взволнованно. — С ним всё в порядке?

— Более-менее. Но можешь его больше не ждать, он улетел в Махачкалу.

— Улетел? — безжизненно переспросила она.

Я невольно поёжилась, но вместо того, чтобы ретироваться и не мешать их разговору, бессовестно прижалась к стене, превратившись в слух.

— Да, моя дорогая, — фыркнул Верейский брезгливо. А я и не знала каким он может быть жестоким. — Говорит, сломал Алескерову руку. Но на большее ему духу не хватило. Жидковат оказался паренёк, не на того ты ставки сделала.

Повисла пауза, а потом он продолжил.

 — Мне стоит из-за этого переживать? Или этой записи достаточно?      

— Ты смотрел? — кровать заскрипела. Юля изменила позу или села.

— Этого ещё не хватало! Конечно, нет. Того, что я о тебе знаю, мне много и так.

— Ко-оть, — умоляюще, нежно пропела она. Кровать снова заскрипела. Юлия встала. — Я потеряла ребёнка, — жалобно. — Нашего с тобой ребёнка.

«Сука! — выругалась я. — Какая же ты лживая сука!» Но после того, что рассказал Пашутин, даже не удивилась, только напряглась: что же он ей ответит.

  — Мне очень жаль, — ни на градус не потеплел его голос. Возможно, он снял с себя её руки. А, может, и нет. Но в том, что она его обняла, я даже не сомневалась. — Ты не ответила. Алескеров — всё ещё проблема?