Джейн Фэллон - Ты свободен, милый!
– Ты жалуешься, что твоя квартира маловата для нас двоих, вот я и подумал – хватит тесниться.
– Но, – сказала она, хватаясь за соломинку, – дом нам не по карману! Тебе ведь приходится платить и за тот, прежний дом, и давать деньги Софи на детей, и я почти безработная. Вероятно, я стану безработной.
Он криво улыбнулся:
– Ты хоть представляешь, сколько я зарабатываю? Мы хоть сейчас можем купить домик в самом лучшем районе. Ну, не дом, но большую квартиру. Намного большую, чем эта, в любом случае. Где тебе больше нравится? В Хайгейте? Примроз-Хилл? Где-нибудь здесь? Я хотел бы остаться поближе к детям, но, с другой стороны, тебе выбирать.
Она скрыла свое беспокойство под капризным выражением лица.
– Но я люблю свою квартиру.
– Нет, не любишь. Ты сама сказала, что она крошечная, здесь темно и сыро, а верхние кролики в одну прекрасную ночь убьют нас в собственной постели. Да и потом, ты уже не в том возрасте, когда можно шататься по съемным квартирам.
– Во всяком случае, давай подождем, пока я найду другую работу, – сказала Хелен, думая, что этого, может быть, никогда не случится, – чтобы я могла внести свой вклад. Я не хочу себя чувствовать содержанкой. – Казалось, это сработало, и они провели довольно приятные полчаса, рассматривая предложения из каталога.
– Просто чтобы посмотреть, что там есть.
– Ты очень добр ко мне, – сказала она ему, когда они легли в постель. – Мне очень жаль, что в данный момент я больше похожа на несчастную корову.
– Знаешь, что я тебе скажу: ты можешь положиться в этом на меня, – отвечал он и подвинулся, чтобы ее поцеловать.
У них был секс в первый раз за все время. Казалось, они не занимались любовью целую вечность; Хелен даже вспомнила, как все было раньше, до того, как ее мир рухнул. Она громко кричала – ее крики заводили его. Но, если честно, она решила просто позлить верхних кроликов. Когда он уснул, она посмотрела на него. Какой он мирный, спокойный! Ему-то хорошо… не то, что ей. Неожиданно Хелен почувствовала себя виноватой. Она поцеловала его в лоб, довольная тем, что ей удалось устроить ему хотя бы один приятный вечер, и, повернувшись на другой бок, уснула.
Хелен и Софи снова пошли в паб; по настоянию Хелен Софи поделилась с ней подробностями своего разрыва с мужем. Когда Софи снова пригласила ее выпить, она поначалу отказалась, но потом уступила уговорам. Она не могла понять, было ли то любопытство или своего рода мазохизм, она просто не могла упустить возможность понять последствия того, что она сделала, с точки зрения другой женщины. Чтобы еще больше растравить рану, пока она не сможет больше выдерживать боли и позволит ей овладеть собой, Софи, всегда такая сдержанная, с трудом раскрывала душу, хотя и понимала, что ей станет легче после того, как она поделится с приятельницей. Однако рассказала она немного: оказывается, она почти не знала о том, кто ее соперница.
– Она действительно работает в «Глобал», представляешь?
Хелен едва не поперхнулась водкой. Она чувствовала, как стены паба давят на нее. Она огляделась: ничего не изменилось, земля продолжает вращаться, все нормально. Софи продолжала говорить:
– Я хочу сказать, я знала, что он познакомился с ней на работе, но я не думала, что он проводит с ней целые дни. Оказывается, раньше она была его секретаршей!
– Откуда ты знаешь? – выдавила из себя Хелен.
– Поверь мне, когда с тобой такое случается, всегда найдутся доброжелатели, которые охотно раскроют тебе все подробности. В общем, на днях она взяла и объявила обо всем на работе. Правда, Амелия уверяет, что никто не удивился: она всегда была немного себе на уме. Никто ее не любит.
Ах. Амелия из отдела кадров. Какая сука, подумала Хелен.
Весь вечер Хелен наводила разговор на «злую Хелен» – интересно было послушать, какие гадости говорят о ней сослуживцы. Наконец, ей надоело. Она узнала много нового. Оказывается, сотрудники считают, что Хелен:
Плохо справляется со своими обязанностями (вранье);
Флиртует со всеми мужчинами-директорами (то же самое);
Рассказывала всем про своего бойфренда-иностранца (интересно, знает ли о нем Мэтью, заметила Софи);
Нарочно сказала всем, что у Мэтью интрижка с другой женщиной, чтобы отвести от себя подозрения (очень мило, сказала Софи);
Ей около сорока («Ха! – сказала Софи. – Моложе меня, но не такая уж молоденькая. Ей не удастся слишком долго полагаться на свою внешность»).
– Какой ужас! – воскликнула Хелен, но тут же вспомнила, что речь-то идет о ней самой. – А твоя подруга считает, что у них это надолго?
– Амелия мне не подруга, – сказала Софи. – Просто она обожает первой разносить сплетни. Она прямо лопалась, рассказывая мне новость. На меня ей наплевать. Если честно, я ее терпеть не могу.
«У тебя хороший вкус», – подумала Хелен.
– Но ты права, – продолжала Софи. – Все в «Глобал» считают, что это ненадолго. Они все думают, что он скоро придет в себя и осознает, что совершил ошибку, но я в этом сомневаюсь. Я знаю Мэтью, он никогда не признает, что был не прав.
– Никогда нельзя знать заранее, – возразила Хелен.
– Ну, в том-то теперь и проблема, – уклончиво ответила Софи и перевела разговор на другое.
Они принялись обсуждать захватывающую тему: скорый день рождения Клодии.
– Что она любит? Я хочу сказать, что может ей понравиться? – спросила Хелен, думая, что сможет почерпнуть немного полезной информации, чтобы использовать ее в битве, которая сделала бы ее воскресные вечера не такими невыносимыми.
– Клодия очень любит животных. Когда она была маленькой, то мечтала стать ветеринаром; наверное, она и сейчас этого хочет, просто ни за что не признается в этом. Сейчас у нее такой возраст, когда дети боятся брать на себя ответственность за кого-либо. Сюзанна хорошо сдала экзамены. Она хочет быть врачом, во всяком случае, так она говорит, но мне кажется, все потому, что однажды она сказала так Мэтью и с тех пор повторяет одно и то же. По правде сказать, я думаю, она боится сказать что-то еще, потому что она такая папочкина дочка и не хочет его разочаровать. Она нормальная девчонка, интересуется бойфрендами, косметикой и всякими финтифлюшками. Я знаю только то, что она интересуется наукой. Сказать честно, большое облегчение, что они у меня нормальные дети, не принимают наркотики и не воруют в магазинах – ну, насколько мне известно. Хелен рассмеялась:
– Сколько им, девять и двенадцать?
– Одной скоро одиннадцать, другой двенадцать. Ну и что, они так рано сейчас начинают…
– Как ты думаешь, они хотят, чтобы папа вернулся?
– Я думаю, они отдали бы за это все на свете. Абсолютно все на свете. Но они еще маленькие – простят его и все забудут. Гораздо труднее прощать, если ты старше.
