Эмили Листфилд - Все, что нам дорого
– Скорее самозванкой. Ты думаешь, мы потянем все это?
– Ты имеешь в виду материально?
– Я имею в виду все вместе.
Он засмеялся и притянул ее к себе.
– Да.
Она поцеловала его шею сбоку, и его запах, его тепло пробудили в ней нечто, в последнее время слабое, едва заметное. Он почувствовал, как раскрылись ее губы, встретил их, просунул руку ей под свитер. «Не здесь», – прошептала она уже слегка охрипшим голосом, и он втолкнул ее в просторный и пустой гардероб рядом, где, стоя в темноте, они приникли друг к другу с торопливым, отчаянным и неутолимым желанием.
– Слышал? – прошептала она, прижавшись вспотевшим лбом к его груди.
– Что?
– Тс-с-с.
Она поправила свитер, застегнула джинсы и, чуточку приоткрыв дверь, увидела Джулию, сидевшую на нижней ступеньке, прижав к уху малиновое одеяло.
Когда после нескольких лет подъема спрос на строительство торговых центров упал и дела фирмы пошли хуже, Нолан Парселл, озабоченный тем, чтобы не потерять Теда, поручал ему даже самые мелкие проекты, пристройки, внутренние дворики, гаражи. Сам Парселл становился все сварливее, и по тем сердитым фразам, которые вырывались у него, когда он терял осторожность, было очевидно, что фирма обременена долгами, в которые влезла в то время, когда казалось, что конца расширению строительства не будет. «Лефти были нужны деньги, – ворчал он. – Тупой жадный ублюдок».
Тед, привыкший руководить бригадами и заниматься одновременно несколькими проектами помельче, вдруг обнаружил, что снова загружены ерундой. Всякое сочувствие, какое он, возможно, и испытывал к Парселлу, пропало из-за его собственного сильнейшего разочарования и усиливавшейся желчности Парселла.
Теперь Тед задерживался в офисе, чтобы отксерокопировать списки клиентов, разобраться в сметах, накладных, поставщиках стройматериалов, транспортировщиках, страховке. Засунув бумаги с цифрами и именами в карман пиджака, он переходил улицу и в «Блуберд-Инн» встречался с Карлом Фрименом, чтобы выпить пива и разработать стратегию. Лишь постепенно отвлеченные размышления двух товарищей по работе начали обретать весомость, и они стали серьезно рассматривать вероятность и, наконец, возможность. Почему бы нет?
Эти планы начали возникать в его разговорах с Энн, пока не стали почти такими же, как в их первые ночи в мотеле «Е-Z», когда он впервые дал волю мечтам. И вот, после стольких лет, у него появился шанс на независимость, самостоятельность, положение. Каждое предложение, каждый шаг, с которыми он приближался к осуществлению этой мечты, казалось, придавали ему смелости, и по дому разлилось напряжение, наэлектризованность, которой заражалась Энн и даже девочки; может быть, это и есть тот случай.
Накануне открытия фирмы «Уоринг и Фримен» в новом офисе в западном конце города организовали вечеринку. Всю предыдущую неделю Теда одолевала бессонница, которая не то что утомляла его, а скорее подстегивала его нетерпение, так что, в конце концов, он просто не мог усидеть на одном месте даже чтобы поесть или лежать достаточно долго, чтобы отдохнуть. Днем он находился в офисе вместе с Карлом и новой секретаршей, Рут Бекер, разглядывая молчащие телефоны, белые, элегантные, многофункциональные, листая роскошный ежедневник, который подарила ему Энн, прихлебывая припрятанное в столе виски, которое не оказывало на него никакого заметного действия, растворяясь в горячке его возбуждения.
Энн нарядила девочек в парадные платья, белые гольфы, переднички, хотя Джулия в свои девять лет уже считала себя слишком взрослой для подобных вещей. Все трое устроились на переднем сиденье «Бьюика» Энн. На заднем сиденье находились цыплячьи крылышки в кунжуте, фаршированные грибы, домашние шоколадные пирожные с орехами. Жена Карла, Элис, готовила пунш, а мужчины заполнили специальные корзины льдом и поставили охлаждаться напитки.
Когда они приехали, в здании было уже полно людей, которых Энн никогда раньше не встречала – подрядчики, электрики, местные торговцы, будущие клиенты, а также семья Карла. Столы, окна, полы – все сияло полной, чистейшей новизной. Энн поставила еду на стол, который приготовила Элис, и смотрела, как девочки отделялись от нее, сначала Джулия, потом Эйли. Она разглядела Теда в другом конце комнаты, он похлопывал по спине какого-то коренастого краснолицего человека, и в то же время взгляд его быстро, слишком быстро блуждал вокруг, не задерживаясь ни на ком, ни на чем. Углы губ кривились, определенно выражая неудовлетворенность, которой не возникало в эти месяцы подготовительной лихорадки.
– Что это с ним?
Энн обернулась и увидела Сэнди, достававшую из корзины бутылку пива.
– Не знаю. Может, депрессия. Они так напряженно работали ради всего этого. Сделай мне одолжение. Пойди скажи ему, как замечательно выглядит офис.
Сэнди улыбнулась.
– Я сама покладистость.
Энн наблюдала, как она прошла сквозь небольшую толпу к Теду, приподнялась, здороваясь, поцеловала его, и впервые за этот вечер плечи, лицо и глаза Теда расслабились. Их голоса сливались с негромким гулом других, и как Энн ни старалась, она не могла расслышать, чему они засмеялись, сначала Тед, потом Сэнди. Их разговор прервался, лишь когда к ним подошел Карл с каким-то человеком, с которым он хотел познакомить Теда.
– Задание выполнено, – доложила Сэнди, возвращаясь к Энн.
Но когда Энн, Тед и девочки уходили – последними, – Тед выудил из лужи в корзине бутылку пива, осушил ее двумя долгими глотками и отсалютовал пустой бутылкой пустому офису.
– Добро пожаловать на всю оставшуюся жизнь, – провозгласил он.
– Я поведу машину, – сказала Энн, когда Тед снова потянулся к корзине, чтобы захватить еще одну на дорогу.
Она сняла с девочек выходные платья и уложила, заботливо подоткнув одеяла. Когда она вернулась в свою спальню, Тед валялся на кровати в одежде, уставясь в потолок.
– Хочешь поесть? – спросила она.
– Нет.
– Ты целый день ничего не ел.
– Что ты заладила? Я же сказал, нет.
Она тихонько начала раздеваться, опасаясь, что достаточно любого неожиданного движения, любого резкого звука, чтобы он завелся.
– Что с тобой? – проворчал он у нее за спиной.
– Ничего.
– Ладно.
– Тебе следовало бы быть поаккуратнее с выпивкой, – сказала она, оборачиваясь к нему.
Он так и взвился.
– Да пошла ты к дьяволу. Никто никогда не указывал мне, что делать, и не тебе сейчас начинать.
– Я и не указываю тебе, что делать.
– Не указывай мне, что делать, – твердил он, не обращая ни на что внимания, – не указывай, и все. Слышишь? – Он раздевался, выпаливая эти слова, и его покрасневшее лицо все больше багровело. – Что ты о себе воображаешь, черт возьми? Мне всегда приходилось самому о себе заботиться, и у меня это отлично получалось. Не лезь ко мне с указаниями. – Он скомкал в руках рубашку, сминая ее пальцами в тугой узел в такт тупо повторявшимся словам. Она замерла, как-то бесстрастно, словно со стороны, прикидывая, швырнет ли он в нее – от этой мысли прямо пробирала дрожь, тогда все стало бы таким четким, определенным, – но он вместо этого швырнул ее на пол, куда она опустилась совершенно бесшумно, несмотря на приложенное усилие.
