Диана Гамильтон - Брак во спасение
Их роман ее не интересовал, но, если Джуд прав и эта девица в самом деле стерва, не стоит уделять ей внимания. Клео приготовилась высказать это вслух. Но он снова опередил ее. Встав со стола, он равнодушно произнес:
— Я решил, что здесь тебе до Фентона не добраться и мы смогли бы спокойно поговорить и решить, что делать дальше. Потому что, поверь мне, раз уж он подцепил богатую наследницу, он не захочет продолжать отношения с тобой.
С этими словами он вышел из комнаты, а Клео осталась стоять с открытым ртом. Должно быть, узнав о помолвке Фентона, он и решил перевезти ее из Дома Слейдов сюда. В его словах было мало лестного, но по крайней мере он намерен все обсудить и попытаться восстановить их брак. Он выслушает все, что она должна ему сказать, и они смогут начать все сначала.
Она понимала, какие чувства охватили его в тот момент, когда он застал, казалось бы, жаркую любовную сцену между нею и Фентоном. Но почему он отказался выслушать ее оправдания? Ведь его чувства будто бы не были задеты…
Когда она мыла салат, чтобы подать его к мясу, ее руки слегка дрожали от нервного возбуждения. Будь их брак обычным, ее ощущения были бы совсем другими. Его недоверие привело бы ее в отчаяние, и любовь получила бы смертельную рану, потому что любовь и подозрительность несовместимы.
Но он никогда не любил ее и даже не притворялся, что любит. Любила и всегда знала, что именно ей придется поддерживать этот брак, только она. И теперь наконец появилась возможность снова бороться за него.
Взяв в руки мясо, она в нерешительности остановилась. Мерный стук топора за окном не прекращался, будто Джуд решил нарубить дров на целый месяц холодных вечеров. Раз так, обед может и подождать, а она пока приведет себя в порядок.
С этой мыслью она пошла к лестнице наверх, но в дверях столкнулась с Джудом, который нес охапку дров, и в нерешительности остановилась.
— Бифштексы прямо сейчас поставить или я могу сначала переодеться? — спросила она, зардевшись, когда его синие глаза лениво скользнули по ее стройной фигуре, обтянутой узкими джинсами. В его взгляде был намек, всего лишь намек на прежнюю теплоту, но ее сердце бешено забилось любовью. Все будет хорошо, ни в чем и никогда она не бывала так уверена.
— Ты мне и такой нравишься. — Его пристальный взгляд задержался на ее растрепанных волосах. — Но если тебе это поможет, переоденься. Только не трать на это весь вечер, нам надо о многом поговорить.
Клео воспрянула духом. Он обещал выслушать ее, заговорил с ней как с равной. Уже давно он не был так нежен с ней — обычно его голос был пронзительно-резок, в нем слышались ненависть и презрение.
Она благодарно взглянула на него, не сумев сдержаться и скрыть свою любовь. Да она и не хотела ее скрывать, ни теперь и никогда.
Быстро приняв душ в крошечной ванной, она принялась рыться в чемодане, думая, что хорошо бы не забыть разобрать его прежде, чем наступит время ложиться. Она достала новое шелковое кружевное белье и трикотажное платье из тонкой шерсти. День был солнечный и теплый, но к вечеру, как и предсказывал Джуд, стало свежо. Облачаясь в мягкую шерсть, она думала о нем, и на ее щеках разгорался жаркий румянец.
Легкий оттенок павлиньей зелени необычайно шел ей, платье идеально сидело на ее стройной фигуре, без единой складки или морщинки. Глубокий треугольный вырез открывал темную ложбинку меж ее грудей, и она по привычке повертелась перед зеркалом, проводя ладонями по плоскому животу.
Там пока не было и намека на выпуклость — слишком рано, — и она мягко прикусила полную нижнюю губу, исполнившись безмерной любви к крошечному человечку, которого она носила в себе, и к тому мужчине, который был его отцом. Она повернулась и поспешила из комнаты: охватившее ее чувство было так сильно, что грозило взорвать ее изнутри, если не дать ему волю, причем немедленно!
Она скажет Джуду о ребенке прямо за обедом, а то и раньше! Она ни минуты не могла хранить эту тайну. Объяснения насчет Роберта Фентона подождут, сначала надо рассказать Джуду о ребенке, которому они дали жизнь, потому что важнее этого ничего нет.
Как на крыльях летела она на кухню, сердце играло в ее груди, но, войдя, она с огорчением увидела, что стараниями Джуда обед почти готов. Она почувствовала себя обманутой: ведь ей хотелось сделать все самой, она так любит его! Но, улыбнувшись собственной глупости, она вошла, вдыхая восхитительный аромат жареного мяса, а Джуд, нарезавший хрустящий хлеб, поднял голову и улыбнулся в ответ, хотя и более сдержанно.
— В таком наряде можно сесть за стол. — Его одобрительный взгляд остановился на ее любовно выбранном платье. — Но я не мог ждать, я сегодня даже не завтракал.
— Тебе помочь? — Клео внезапно застеснялась и вовремя сдержала вздох облегчения, когда он покачал головой. При этом непослушная черная прядь упала ему на лоб, придав ему такой бесшабашный вид, что ее сердце нежно затрепетало.
— Не надо. Я уже все сделал. Мы будем обедать в гостиной, иди туда и налей там пока вина. Для двоих здесь не хватит места. Да, и захвати с собой хлеб.
Пусть он произнес это скороговоркой и безразличным тоном, ей было все равно. Его намерения оставались прежними; им предстоял долгий разговор. Было необходимо наметить пути, по которым, как он выражался, будет строиться их дальнейшая жизнь. Он, в отличие от нее, не знал, что беспокоиться теперь не о чем, да и раньше не стоило.
На столе уже была разостлана скатерть в такую же красную клетку, что и занавески. Отблески пламени горящих поленьев и свет торшера в углу придавали небу за окнами цвет темного аметиста. Она поставила хлеб на стол около плоского стеклянного блюда с салатом и улыбнулась, оглядев изящную сервировку, бокалы для вина, фарфоровый подсвечник в виде розы с незажженной свечой.
Было видно, что Джуд приложил немало стараний. Продолжая улыбаться, Клео засветила свечу, налила в бокалы вино и, взяв свой бокал, подошла к окну. В темнеющем небе мерцали первые звезды, подступившие сумерки поглощали земные тени, и она знала, что, прежде чем солнце взойдет опять, их с Джудом брак приобретет для нее новый смысл, да и для него, хотелось надеяться, тоже.
— Садись же. — Услышав за спиной его голос, она быстро обернулась и едва не расплескала вино. В слабом освещении маленькой комнаты его черты казались мягче, рот нежнее. Но на глаза падала такая густая тень, что в них ничего нельзя было прочесть, и Клео не знала, о чем он думает.
Мясо было приготовлено отменно, но аппетит у Клео пропал, и она лишь поигрывала вилкой, глядя, как он жадно поглощает еду. Она не могла больше ждать, она должна была сообщить ему о ребенке. И его радость будет ее радостью. Нет, больше, чем радостью — самозабвенным исступленным счастьем.
