Кэтрин Харви - Звезды
Что, если мы ничего не можем поделать с этим? Люди ведь не смеются над инвалидом в коляске? И чем это худые лучше нас? Худоба почти благочестие?
Молодая монахиня встревоженно посмотрела на нее.
– Кристина, – сказала она. – Бог любит нас такими, какие мы есть. Верь в Него, верь Господу и Его благословенной Матери, и твоя боль утихнет. Они любят тебя, верь мне. Они любят тебя.
Когда Кристина вернулась в спальню, она застала Эмбер, совершающую обычный вечерний ритуал на ее кровати, другие девочки сидели вокруг нее в пижамах: кто накручивал волосы на бигуди, кто мазал лицо кремом. Радио было включено, и слышалась музыка.
– Ба, любимица сестры Габриэлы, – сказала Эмбер. Кристина пыталась не обращать на нее внимания. Подойдя к кровати, чтобы взять ночную рубашку, она увидела, что фотографии ее родителей в рамке нет.
Она подошла к Эмбер, сердце ее сильно билось.
– Это ты взяла фотографии. Где они?
– Откуда я знаю? Почему ты беспокоишься о них? Они тебя никогда не навещают. Ты здесь уже месяц, а к тебе никто не приходит, писем ты не получаешь, и даже по телефону тебе не звонят. Поэтому не все ли тебе равно, где они?
Что-то дрогнуло в душе Кристины.
– Скажи, где они, а то пожалеешь.
– Почему? Что ты собираешься сделать? Побежишь к сестре Габриэле? Я подозреваю, что ты пожаловалась ей как мы к тебе относимся. Ты – жалка!
– А ты? Ты важничаешь, Александра Хантингтон, но к тебе тоже никто не приезжает, и не пишет, и не звонит! Держу пари, что твоя мать вовсе не графиня!
Воцарилось гробовое молчание. Эмбер посмотрела на Кристину уничтожающим взглядом. Затем медленно поднялась с кровати. Встав во весь рост с кровати над Кристиной, она сказала:
– Ты заплатишь за это! Ты очень, очень пожалеешь об этом.
Ганс медленно поднялся с пола. Кровь струилась по его лицу и капала на рубашку. Пошатываясь, он направился к Кристине, держа пистолет в руке и направляя его прямо на нее. Джонни не было видно, он стоял где-то рядом в тени и говорил: «Я не могу сейчас помочь тебе, Долли. Я должен уйти. Мы никогда больше не увидимся…» Ганс выстрелил, и Кристина закричала. Она открыла глаза и осмотрелась. Привыкнув к яркому солнечному свету, она осознала, что находится в спальне, одна. Была суббота, и девочки гуляли во дворе, встречаясь с посетителями. Даже Эмбер, хотя к ней никогда никто не приезжал, всегда приглашали присоединиться к какой-нибудь группе. Но Кристина, которая не могла вынести разочарования из-за того, что и в эту субботу отец не приехал, решила остаться в кровати. Незаметно для себя она уснула, и ей приснился этот кошмарный сон.
Посмотрев на часы, стоявшие на тумбочке, она вспомнила, что подошло время ежедневной раздачи почты. Быстро умылась, причесала волосы и вошла в приемную, как раз когда сестра Габриэла выкрикнула ее имя.
– Посмотри, Фризз! – сказала она, показывая конверт подруге. – Пришло из Италии! Мой отец в Италии! Видишь, какой толстый конверт? Как много страниц!
Когда они вместе вскрывали конверт, ни Кристина, ни Фризз не заметили быстрого, зловещего взгляда Эмбер, наблюдавшей за ними.
Все письмо было посвящено путешествию Джонни, и Кристина, сидя на кровати, громко читала его восхищенной Фризз, которая не получила почты. В письмо Джонни вложил фотографии Рима, Пизы и Флоренции, наклейку от бутылки «Кьянти» и даже билет Миланской оперы. Кристина разложила все это на кровати, и они с Фризз рассматривали, вздыхая и мечтая об Италии.
Наступил вечер, и последние длинные, печальные лучи солнца осветили блестящие открытки. Кристина почувствовала, как новая печаль охватила ее. Она хотела быть с отцом в Италии. Как сильно она скучает о нем…
К тому времени, когда они отправились обедать, радость Кристины сменила тихая печаль. Есть не хотелось, тем более что на ее тарелке опять лежали морковь и прессованный творог. Уставившись в тарелку, она не заметила, что стала центром пристального внимания.
– Эй, Кристина!
Она подняла глаза от тарелки и увидела одну из подруг Эмбер, атлетического сложения девочку по имени Джинджер, которая подняла что-то со своей тарелки.
Кристину как будто током ударило, когда она поняла, что это.
– Хочешь кусочек свиной отбивной? – прошептала Джинджер. Кристина не видела хитрого взгляда Эмбер, не слышала сдавленных смешков других девочек. Она видела только свиную отбивную, толстую и сочную, покачивающуюся в руке Джинджер. И вдруг она ощутила, будто находится опять в своей квартире, за длинным обеденным столом, а Джонни приплясывает на кухне, в фартуке поверх смокинга.
– Но… ты не хочешь ее съесть, Джинджер? – спросила она.
– У меня аллергия на свинину, – сказала девочка, бросая быстрый озорной взгляд на Эмбер. Кристина ничего этого не замечала. Ее взгляд был прикован к отбивной.
– Ну? – спросила Джинджер, покачивая куском мяса как маятником перед лицом Кристины.
– Да, – услышала Кристина свой голос, – если ты не хочешь его есть, то давай.
– Хорошо. Возьми, – сказала Джинджер и положила кусок на тарелку Кристины. Девочка, сидящая справа от Кристины, наклонилась и прошептала.
– Лучше не ешь здесь. Если мать-настоятельница застукает тебя…
– Да, – согласилась Кристина, быстро завернула отбивную в салфетку и положила в карман юбки. Она почувствовала, что волнуется. Съест мясо позже, когда потушат свет и все заснут. Она достанет отбивную и будет есть ее медленно, может быть, целый час, смакуя каждый жирный кусочек, и при этом будет перечитывать письмо Джонни и изучать каждую открытку.
Эмбер провела вечер в другой комнате, слушая пластинки в своем обычном окружении. Кристина осталась в комнате одна, надеясь, что отсутствие Эмбер – это признак того, что та начинает терять интерес к травле Кристины, а может быть, вскоре и вовсе оставит ее в покое. Приближалось время, когда гасили свет. Впервые за два месяца Кристина в хорошем настроении пошла в ванную умыться и почистить зубы. Папа написал ей письмо, а она, когда все заснут, собирается подкрепиться холодной свиной отбивной.
Но, вернувшись в комнату, она застала здесь всех девочек, а Эмбер сидела на кровати, держа в руке отбивную.
– Мы пришли посмотреть, как ты будешь это есть, – сказала она.
Кристина вдруг почувствовала, как тошнота подступает к голу.
– Что?
– Ты слышала. Подойди, поросеночек. Хрю-хрю.
– Пожалуйста, не надо.
– Так ты хочешь отбивную или нет? Если нет… – Эмбер сделала жест, будто хочет выбросить мясо в мусорную корзинку.
– Подожди, – сказала Кристина, – не делай этого.
– Ты хочешь это?
Она посмотрела на отбивную, стыдясь и смущаясь. Эмбер смеется над отбивной, а значит, смеется каким-то образом и над Джонни.
