Витаминка - Татьяна Грачева
— Значит, всё уже решено, и Евгения будет моей… мачехой, — последнее слово он будто выплюнул.
— А Эля и Пелагея — твоими сводными сёстрами.
Игнат словно окаменел, Тая почувствовала его напряжение спиной, хотя пальцы, забравшись под волосы, на удивление нежно гладили её шею.
— Рад за вас. Мы с Таей обязательно придём.
— Очень вкусные оладьи, Тая, вы великолепно готовите.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила она, сосредоточившись на ощущении, что дарили ей руки Игната. Она чувствовала себя как Дядя Петя — бесстыже разомлевшей и прирученной.
Когда он отстранился, она едва не потянулась за ним, словно за ускользающим солнечным теплом. Забрав расчёску, Тая кивнула Игнату и, не поднимая взгляда, понеслась в ванную. Умывшись холодной водой, она опёрлась о раковину и посмотрела на своё отражение. Щёки лихорадочно горели, а глаза блестели.
Она еще раз умылась и хотела выйти, но различила слова, явно не предназначенные для её ушей. Остановившись у приоткрытой двери, прислушалась.
Отец Игната говорил:
— …не совсем то, к чему ты привык, — его голос звучал снисходительно.
— Зато твоя Евгения плохо готовит.
Савелий Иосифович сдержанно усмехнулся.
— Женщина либо красива и ухаживает за собой, либо… — он замялся, подбирая слова, — хорошо готовит оладьи.
Сначала Тае показалось, что Игнат промолчит или возразит, но через секунду он ответил:
— Ну, вкусно же готовит.
Тая застыла, сдерживая ком в горле. Ах вот, значит, как! Она хотела толкнуть дверь и демонстративно выйти, чтобы они видели: она всё слышала, но взгляд наткнулся на руку с цветными короткими ногтями, лак кое-где облупился, да и сами руки выглядели неухоженными. Гнев сменился стыдом, и Тая уже не горела желанием выдать своё присутствие. Дождавшись, когда мужчины отойдут к книжным полкам, она выскользнула из ванной комнаты и сразу же направилась на улицу.
Крутя педали, Тая всё вспоминала пренебрежительный тон Барса-старшего, она словно видела, как его усы шевельнулись, когда он благосклонно похвалил её единственную добродетель — она хорошо готовит.
Тая резко затормозила, едва не создав аварийную ситуацию. Не раздумывая, позвонила Павлине Васильевне, сочинила себе отравление несвежими роллами и развернула велосипед в сторону своей квартиры.
Ремонт шёл полным ходом, старый паркет полностью сняли, полы выровняли уже застывшей смесью. Стены угнетали пустотой и серым цветом. Тая не узнавала своего жилища, когда-то яркого и живого. Неповреждённая мебель была сдвинута в центр и накрыта плотной плёнкой, кухонный гарнитур разобрали, открыв взору неприглядную стену за ним. Игнат явно решил полностью переделать её квартирку. Вряд ли потоп так уж сильно зацепил стены, а потолка и вовсе не коснулся. Сейчас комната выглядела чужой, ни капли не напоминала об уютных вечерах, проведённых в объятиях радужного пледа и в компании Дяди Пети.
Тая закрыла дверь, едва не столкнувшись со строителями, они как раз возвращались с перерыва на обед.
Сбежав по ступенькам, она села на скамью у подъезда и достала телефон. На мгновенье задумалась, кому из двух подруг позвонить, и выбрала Юлю, как более деятельную и менее совестливую. Уговаривать сбежать из «Стекляшки» не пришлось. Юля сказала, что через час освободится и вызволит Катю из лап Павлины Васильевны. Договорились встретиться у салона красоты «Апгрейд».
Тая приехала первой и успела изучить цены. Подруги добрались на такси даже раньше, чем рассчитывали. Катя была недовольна в первые пять секунд, пока не увидела, куда заманила её Тая.
— Ты уж извини, но это место и ты как-то не пересекались в моем воображении.
Тая не обиделась.
— Я тут и не была ни разу, — она повернулась к Юле, — ты рассказывала про «Апгрейд», поэтому я вспомнила именно о нём.
Юля с видом экскурсовода развела руки в стороны.
— Пойдемте, девочки, скоблить свою шкуру.
Тая не планировала так уж сильно себя менять, скорее облагородить. Во-первых, сделала лазерную эпиляцию всего чего можно, на это натолкнуло позорное воспоминание о ногах-ёжиках под ладонями Игната. Ей сделали педикюр с алым лаком и неприятную зелёную маску, призванную освежить цвет лица. С подругами она встретилась уже на маникюре. Катя выглядела, как обычно, безупречно, и что с ней творили в «Апгрейде», осталось загадкой, во всяком случае, кардинальных изменений не наблюдалось. Юля сменила чёрный цвет волос на тёмно-рыжий, добавив себе капельку ведьмовской стервозности.
Оглядев Таю, Катя неутешительно поинтересовалась:
— Что ты делала? Вроде всё так же.
Тая протянула руки маникюрше.
— А как же цвет лица?
Юля пригляделась.
— Точно. Наверное, зелёными водорослями обложили? С причёской ничего не хочешь сделать?
Тая недоумённо приподняла брови.
— Что не так с моей причёской?
Катя закусила губу, пытаясь удержать саркастичный ответ, но Юля тактичностью не отличалась.
— Ничего. Нет её. Убери ты уже эти синие пряди, а то в тебя ни один пацан старше пятнадцати лет не влюбится.
Катя кивнула.
— Я только сегодня узнала, что тебе уже двадцать пять, Юля просветила. — Катя отвлеклась, чтобы дать наставления маникюрше, и вскоре продолжила: — Чтобы привлечь представительного мужчину, ну, такого, как Барс, нужно самой соответствовать.
Юля красноречиво закатила глаза.
— Сдался тебе этот донжуан. Вчера только закадрил черноокую мадмуазель. У него, наверное, и нет свободных вечеров.
Тая прислушивалась к разговору, выбирая цвет. Сначала хотела что-то сдержанное, но поняла, что не может представить свои пальцы с французским маникюром или бежевым лаком. Остановила выбор на том же цвете, что выбрала для ногтей на ногах, — алом.
А Юля тем временем продолжала ругать мужчин:
— Не могут в штанах своего дружка удержать, даже если клялись любить и в горе и в радости.
Тая смутилась от нескромных разговоров, а Юля словно и не замечала девушек, делающих им маникюр. Сколько подобных историй им приходится выслушивать ежедневно?
Она наклонилась в сторону подруги, красноречиво указывая глазами на маникюршу.
— Ты же уже не о Барсе говоришь?
Юля хотела ответить резко и грубо, но неожиданно сникла, её плечи опустились, и голос потерял язвительность.
— Не о нём.
— Ты же его любишь до сих пор, — Тая наклонилась ещё ниже, пытаясь создать атмосферу доверительной беседы посреди салона, полного людей, — может, дашь ему
