Отказ не принимается (СИ) - Кей Саша
– Разве это так легко – лишить родительских прав? – с замиранием сердца спрашиваю я. Ведь мама – даже не родитель, она опекун Тимошки…
– Смотря кто и с какой целью действует. У меня достаточно бабок, и я откупился... А на Галю… нашел управу. Сама она ко мне больше не полезет. Это уж точно. Хотя Тиль могла бы и навестить.
– Почему? – у меня в голове не укладывается, как мать может не пытаться вернуть ребенка. Хотя я не понимаю, и как мать не пытается увидеться с дочерью…
Лицо Воронцова искажает гримаса. Ему, очевидно, не очень приятно рассказывать, но он честно соблюдает договоренность, видимо, рассчитывая и на мою честность в этом вопросе.
– Галя во время развода сделала аборт. Тогда она уже встречалась со своим женихом, не стала дожидаться окончания процесса, завела роман и съехалась с этим плешивым. Вишенкой на торте было то, что ребенок был от моего брата. Он разбился, и Галя, осознав, что повесить ребенка на нового мужика не получится, избавилась от беременности. Вот этого я ей простить не могу. Если бы я знал… Я бы забрал ребенка.
– Это ее право – рожать или нет, – вступилась я.
– Да, но она бы родила и оставила ребенка Сереге, чтобы кормиться еще и от него. Галя сама так сказала. А ее Эвре отцом по срокам быть никак не мог бы. И она сделала выбор. И он на ее совести. А Ирине пока еще разрешено приезжать на день к Тиль раз в месяц, и она все не оставляет попыток выбить из меня еще немного деньжат. Галя подписала соглашение, по которому обязуется не претендовать на дочь кроме оговоренного. А теща хочет отвоевать себе опекунство. И с этой целью периодически подсылает ко мне шлюх. Чего они только не устраивали. За одну из них я тебя и принял на турбазе. Но все. Ирина допрыгалась. Перешла все границы. Я перекрою ей кислород.
О господи…
Со слов Екатерины я не понимала, насколько все плохо. Но ведь и она вряд ли знает все детали. Не думаю, что Виктор перед всеми трясет грязным нижним бельем своей семьи. Теперь понятны слова Егора о том, что у Воронцова свои скелеты в шкафу.
А еще мне становится не по себе.
Виктор готов был воспитывать ребенка брата. Ну а что… Денег достаточно, не последний кусок хлеба делят… Во что бы то ни стало нужно скрыть, что Тимка – его племянник.
Я бы не возражала против участия Воронцова в воспитании Тимошки, но я почти уверена, что он просто его отберет. Сам же говорит. Бабок много. Откупится ото всех.
Как назло, Тимка возвращается на кухню, преданно заглядывая в глаза и сжимая в кулаке стегозавра.
Теперь с каждым разом я все отчетливее вижу, как они похожи с Виктором. Пожалуй, даже сильнее, чем с Сергеем.
– Мам, я все убрал. Поехали, – велит ребенок.
И этот уже нахватался. Приказывает.
– Тим, нам надо в поликлинику, – растаптываю я надежды детеныша. – Начинай одеваться, я сейчас провожу Виктора Андреевича и приду помогать.
– Варя, – вкрадчиво вклинивается Вороцов, – а не хочешь услышать мое желание?
Глава 49
– Мало ли кто чего хочет… – смущенно бормочу я, потому что мне совсем не верится в невинность Воронцовских желаний.
Да он с самой первой встречи хотел от меня только одного.
И как это ни прискорбно, получил.
– Я же сказал. Ничего такого, – продолжает давить Виктор в своей привычной манере, и этим снова выводит меня из себя. Я ему, что, рабыня?
Как назло, смотрит он на меня совсем нескромно, и я под ними вспыхиваю, неожиданно вспомнив, как он ласкал меня языком. Я вспыхиваю и от его понимающего взгляда злюсь еще больше.
– Тогда что мешало вам просто попросить? – сердито и недоверчиво глядя на него, интересуюсь я.
– Попросить? – недоуменно переспрашивает Воронцов.
Кажется, я его шокировала.
– Да, – елейно отвечаю я. – Нормальные люди так делают. Не требуют, не выдвигают условия, а просят.
Кадык нервно дергается.
– Я… – запинается Виктор, – прошу тебя провести завтрашний день с Тиль.
– Зачем? – не спешу я доверять этому наглому типу. Знаем уже, проходили. Я, может, и не самая рассудительная женщина на свете, но на своих ошибках учусь прекрасно.
– Она стала неуправляемая…
Устремляю на Воронцова скептический взгляд:
– Эстель не станет покладистой, если ей все время потакать, – складываю я руки на груди. Говорю я уверенно, но сердечко трепыхается. Ничего не могу с собой поделать, и за девочку я переживаю. С таким-то окружением будешь тут неуправляемой.
– Ее взвинтила Ирина, – кривится он.
– Виктор Андреевич… – начинаю и замечаю, что один мелкий греет уши. Кто его знает, что они понимают в этом возрасте. – Тим, марш в комнату одеваться!
Убедившись, что ребенок ушел, я продолжаю:
– Виктор Андреевич, – вижу, как Воронцов кривится, когда я обращаюсь к нему официально, – вам надо самому искать общий язык с дочерью. Я же не могу к ней приезжать после каждого визита вашей тещи.
Идеальные брови взлетают:
– Бывшей тещи, – поправляет он. – Почему не можешь? И, Варя, я для тебя все еще Виктор Андреевич?
– Да, все еще. И не думаю, что что-то изменится.
Моим ответом явно недовольны. Меня сверлят глазами чайного цвета, но я не поддаюсь.
– Зря, Варя. Зря ты так думаешь, – припечатывает он, но я не успеваю возразить, как Виктор меняет тему: – Ирина больше наедине с Тиль не останется. Хватит с меня сраной демократии, – в этот момент я радуюсь, что отправила Тимошку в комнату, «сраная демократия» ему бы пришлась по душе, как пить дать. – Варя, попробуй с ней поговорить. Тиль не расчесывается, отказывается чистить зубы, бракует одежду. Психует, и из нее слова нормального не вытащишь…
– М-да, – вздыхаю я, припомнив особенно яркие моменты общения с Воронцовым, особенно, когда он болел. – Родственность на лицо.
Это самое родственное лицо вытягивается, но контраргумента не находит и поэтому буркает:
– Мы это потом обязательно обсудим.
И сидит такой суровый и нахохленный на моей кухне. Зато сосиски все съел.
Пятерка ему. Так бы и треснула.
Я злюсь на него за его беспардонность и на себя, за мягкотелость, потому что стоит ему надавить еще чуть-чуть, и я соглашусь. А между тем, я чувствую какую-то недоговоренность.
– Виктор Андреевич, – снова наступаю я на Воронцовскую мозоль, – думаю, Екатерина справится лучше. Она дольше знает Эстель, девочка ей доверяет, а мы с ней знакомы без году неделя. В прямом смысле этого слова.
– Да, но на всех рисунках сейчас у нее ты, – Виктор достает телефон, что-то тыкает там и показывает мне.
На экране фото альбомного листа, где цветными карандашами нарисованы четверо: большая синяя и слегонца прямоугольная фигура – это, видимо, Воронцов. Двое детей – одна маленькая фигурка заканчивается юбкой-треугольником, а другая штанами в виде трапеции. Очень геометричный рисунок, да. А вот в среднем розовом персонаже можно узнать меня только по толстому полену, растущему из головы. Похоже, это моя коса.
Красота, глаз не отвесть.
Тимошка рисует настолько же художественно.
– Она говорит, что ты обещала нарисовать ей бумажную куклу, – прессует Воронцов, вышедший из роли просителя и вернувшийся в естественный образ хозяина жизни.
– Купите ей бумажную куклу. В Роспечати.
– Вар-р-ря, – рокочет нахмурившийся Виктор.
– Что Варя? – вздыхаю я. – У меня есть свой собственный ребенок, которому нужно внимание. Сами разбирайтесь, – скрепя сердце отказываюсь я. – Екатерина вам в помощь.
– Екатерины завтра не будет, – прокалывается Воронцов. – Зато будет много народа.
Таращусь на него.
– Не поняла…
– У меня завтра гости, – кратко поясняет Виктор. – Своеобразный прием. Только попроще.
Хм. Прием, но попроще. Зная масштабы Воронцова, я не удивллюсь, если там будет великосветский раут. На празднике для взрослых ей делать точно нечего.
Помявшись, я предлагаю:
– Ну, если Екатерины не будет… Вы можете привезти Тиль ко мне, я с ней побуду. Они с Тимошкой поиграют.
