Неспортивное поведение (СИ) - Ван Дайкен Рэйчел
— Нет. — Она скрестила руки на груди. — Я имею в виду, ну, у нас всегда есть суп, это наша фишка. Не спрашивай.
Мой рот наполнился слюной.
Я не был уверен из-за чего именно: из-за ее близости, из-за того, как ее влажные волосы липли к щекам, или из-за того, что я забыл поесть после тренировки.
— Прости. — Я могу говорить еще больше похоже на робота? И еще глупее? — За то, что бросил тебя… — Я провел руками по мокрым волосам. — За то… — Я потер лоб. — За все это.
— За все это? — прошептала она.
— За плохую часть. — Сделал шаг к ней. Наши тела соприкасались, грудь к груди. Дыхание занимало больше сил, чем должно было. — Не за хорошую.
— Кто сказал, что было что-то хорошее? — Она с вызовом подняла бровь.
Я ухмыльнулся.
— В самом деле?
— В самом деле.
— У тебя, должно быть, дерьмовая память, Харли.
— Или, возможно, это было не так уж запоминаемо.
Я инстинктивно обрушился на ее рот, обхватил за попку, потому что не мог ничего с собой поделать. Затем поднял девушку на старинный обеденный стол ее бабушки и положил Харли прямо на джерси, потому что буквально не смог совладать с собой, когда она находилась так близко ко мне.
Глаза Харли закрылись, когда я целовал ее в шею и разорвал ее мокрую одежду, исследуя руками все, что мог, касаясь каждой сладкой части тела, до того как она мне скажет, что все кончено, что я облажался.
— Ты мудак, — пробормотала она мне в рот, а затем так сильно укусила меня за нижнюю губу, что я вздрогнул от боли. — Огромный мудак.
— Я знаю.
— Ты оставил меня одну. — Она поцеловала меня сильнее, затем укусила. Потом эта сумасшедшая схватила меня за штаны, проскользнула рукой внутрь и так сильно сжала мой член, что он чуть не впал в кому, от потери крови. — Занялся со мной сексом и сбежал!
— Дерьмо. — Как, черт возьми, меня возбуждают прикосновения этой психопатки? Она меня убьет! Сделай меня бесполым! И все же я двинулся у нее в руке. Мои губы раскрылись, я наклонился к ней. — Мне жаль, так чертовски жаль.
— И ты мудак.
— Самый большой мудак в мире. — Согласился я, когда ее прикосновение стали мягче, я дернулся и чуть не ослеп.
— О'кей, — тихо сказала она.
Я посмотрел ей в глаза.
— О'кей.
Харли отпустила меня, потерла руки и пожала плечами.
— Так значит, ты хочешь немного супа?
Что?
Она бросила мне усмешку через плечо.
— Это «нет»?
У меня возникли проблемы с тем, чтобы составить предложение любого рода, помимо того, которое обозначало бы, что мы окажемся голыми на кухонном столе.
— Гм… — Я разочарованно вздохнул. — Конечно да, суп. Суп — это звучит хорошо.
Харли рассмеялась.
— Я прикалывалась над тобой. Кстати, ты прошел тест.
— Как это? — Я сузил глаза.
— Ну, ты пытался быть джентльменом, когда хотел лишь одного — раздеться догола в гостиной моей бабули. Кстати, плохой решение, у нее установлены камеры.
Я сделал небольшой круг.
— Обманула. — Харли продолжала смеяться. — Пойдем.
Она протянула руку.
Я ее принял.
Но не должен был.
Она заставляла меня хотеть того, что мне не следовало хотеть.
Весь проклятый день я думал лишь о ней — не о футболе, не об отце, а о ней.
Подмигнув, она потащила меня в спальню, закрыла за собой дверь, затем стянула через голову кофту и бросила ее на ковер.
— Теперь, когда мы закончили болтать…
Я не позволил ей закончить, а проглотил ее несколько последних слов. Одной рукой зарылся в ее волосах, другой стягивая с попки джинсы, пока она расстегивала мои. Мы начали смеяться, когда споткнулись, направляясь к кровати.
Я потянул Харли, чтобы она легла на меня, и вздохнул.
— Я по тебе скучал.
Она застыла.
— Я тоже по тебе скучала.
Это все, что мне нужно было услышать.
И вот мой рот снова захватил в плен ее губы.
Прежде чем я снова потерял рассудок.
— Я принимаю таблетки, — простонала она. — Просто… подумала, после прошлого раза и…
— Да, — закончил за нее я. — Чтобы не полностью разрушить этот момент, но хочется знать, должна ли твоя бабушка прийти в ближайшее время?
— Нет, не думаю…
Звук открывающейся двери лишил меня речи.
Я был в нескольких секундах от того, чтобы ощутить Харли, в нескольких сантиметрах от того места, где хотел быть.
— Харли, девочка? — позвала бабушка. — Ты в своей комнате?
Она быстро закрыла мой рот рукой.
— Да, бабуль, я просто, гм, играю в настольную игру. — Она закатила глаза, когда я облизал ее пальцы.
Харли вздрогнула, а я перевернул девушку на спину, прижимая к кровати своим телом и располагаясь у ее входа.
— В какую игру?
— Да, Харли, в какую игру? — пробормотал я, прижимаясь к ней.
Ее глаза сузились.
— В… в… «Горки и, гм, Лестницы»!?
— А я горка или лестница? — прошептал я.
С ее губ сорвался смешок.
— Я просто забыла свой телефон, а вы, дети развлекайтесь, — крикнула бабушка в ответ
Харли расстроено застонала.
— Лучше накрой эту лестницу, дорогая!
Харли закрыла лицо руками.
— Спасибо, бабуль.
— И когда я говорю «накрой», я имею в виду презерватив!
— Поняла, пока!
Я не был уверен, кто был в большем ужасе, я или Харли. Но потребовался лишь хлопок закрывшейся входной двери, чтобы наше настроение вернуться к тому, каким оно было до несвоевременного вмешательства: безрассудным, нуждающимся.
— Ха, — усмехнулся я. — А вот я все это время думал, что у меня там горка.
Харли шлепнула меня по плечу, потом потянула за шею, и наконец наши рты встретились в еще одном пламенном поцелуе.
— Сначала твой ход.
Один длинный толчок, и мой мир снова пришел в порядок.
ГЛАВА 24
КИНСИ
У болезни был запах. Я могла бы его описать только как смесь медикаментов, грусти и стерильного оборудования. Как только я вошла в дом, то поняла, что что-то не так.
Все из-за запаха.
Пахло так, словно в нашем доме основали больницу. Пациент — мой отец. Из-за того факта, что его состояние медленно ухудшалось, мне хотелось кричать и плакать до хриплоты.
За всю поездку Миллер не произнес ни слова.
И мне это вполне подходило, ведь последнее, чего я хотела — это говорить о своих чувствах… разговоры о грусти только делали это чувство сильнее, а значит с ним труднее бороться, по крайней мере, в моем сознании.
Папа сидел в гостиной, с капельницей IV группы крови.
— Привет. — Я подмигнула и села на диван. — Хорошо выглядишь.
— Лгунья. — Он прищурился. — Из-за этой штуковины у меня в руке, мне холодно.
Я схватила одеяло.
— Накроешь меня этим одеялом, словно я младенец, и я расскажу твоей маме о том, как ты сбежала из своей комнаты, чтобы напиться в домике на дереве.
Я ахнула.
— Ты не посмеешь!
— Паула! — Папа может и был больным, но у него все еще были здоровые легкие.
Я вздрогнула.
Миллер рассмеялся.
Мой отец посмотрел на Миллера.
— Как долго, сынок?
— Хм-м-м, — сглотнул Миллер. — Как долго, что?
Папа усмехнулся и откинулся назад.
— О, я понимаю, как это будет, мне придется говорить начистоту. Как долго ты спишь с моей дочерью?
Миллер, к его чести, даже не вздрогнул.
— Почему вы думаете, что я с ней сплю?
Папа сузил глаза.
— Ты выглядишь слишком счастливым для человека, который обходится без секса.
— Парень не может быть просто счастлив? — Миллер пожал плечами. — Что, если я просто ловлю кайф от жизни?
— Брехня. — Папа потер нос. — Если ты причинишь ей боль, то целью моей личной загробной жизни будет преследование твоей задницы, чтобы как можно быстрее свести тебя в могилу, ты меня понял?
Миллер прикусил губу, а затем ухмыльнулся.
— Да, хорошо, если я причиню ей боль, я просто дам вам на это разрешение.
— Разрешение?
О нет. Я только собиралась сказать папе, чтобы он остановился, когда в комнату вошла мама с подносом кофе.
