Только моя принцесса - Инна Стужева
Но я тут же пугаюсь своих мыслей. Хватит и того, что я, с детства привыкшая считать себя хорошей, одобряю поджоги, подслушиваю и подглядываю.
Директор выхватывает пиджак Игната, и начинает рыться у него в карманах.
В первом он не находит ничего, и тут же заныривает руками во второй.
Секунду медлит, а потом его рот издает какой-то непонятный булькающий звук.
То ли возглас удивления, то ли радости.
А уже в следующий момент он достает из кармана небольшой складной ножик. Какие часто можно увидеть у парней.
Все вокруг замирает. Даже кружащиеся в воздухе пылинки.
Секретарша остается стоять по стойке смирно, директор торжествующе задирает подбородок, Игорек тихоньки присвистывает.
Я теряю почву под ногами, и, несмотря на то, что Горр страхует, покрепче впиваюсь пальцами в карниз.
- Ну, и…, - тянет директор со смешком. – Что ты теперь скажешь, Шахов? Чей же ножечек?
- Понятия не имею, - говорит Игнат. – Может, ваш?
- Что?
- По крайней мере ваши отпечатки пальцев на нем точно есть.
Директор хмурится. Переводит быстрый взгляд на секретаршу, а потом снова смотрит на Игната.
- Таааак, - тянет он.
А потом поворачивается к секретарше.
- Зинаида Прокофьевна, будьте любезны, приготовьте мне, пожалуйста, чашечку кофе.
- Конечно, Борис Степанович, сейчас, - степенно кивает женщина и выходит из кабинета.
Ее непрошибаемому спокойствию и пофигизму, несмотря на почтенный возраст, можно только позавидовать.
Игнат с директором остаются один на один. Я чувствую, как Игорек рядом со мной напрягается сильнее.
- Считаешь себя самым умным? Да? – тянет директор, а потом протягивает нож Игнату. - Ну-ка, открывай.
- Я уже давно не в третьем классе, - отвечает Игнат.
Отходит, и огибает директорский стол.
Правильно делает.
Потому что мне как-то боязно, что директор насильно пихнет ему в руки нож.
Но теперь между ними стол, ну и…может директор все же вспомнит, что они находятся в общественном месте, а он представитель педагогического коллектива.
- Значит, все же хочешь с полицией разбираться?
- И что вы им предъявите? Нож со своими отпечатками пальцев? Свидетельские показания, которых нет? Или они должны поверить вашему Вадику на слово?
- В любом случае, неприятности тебе будут обеспечены.
- Как и вам.
Директор снова хватается за галстук.
- Я ведь все равно тебя достану, Шахов. Я…, - произносит где-то через полминуты.
- Может, позвоните в общественную организацию, что за меня платит, и нажалуетесь? Отличный повод, чтобы выгнать меня из лицея. Предлагаю сделать это прямо сейчас.
Повисает пауза, а у меня в голове грохочет только одна мысль. Вот для чего все это.
И дерзкий тон, столь вызывающее поведение.
Игнат хочет, очень хочет, чтобы правда о его спонсорах выплыла сейчас наружу.
А Директор не может. Не может никому позвонить, даже если очень захочет. Ведь тогда Игнату откроется, кто оплачивает его обучение, а директор должен все держать в секрете.
Директор тоже это понимает.
- Как же ты бесишь! – восклицает он, опять выплескивая свой гнев на Игната.
И снова мне становится не по себе.
- Бывает, - пожимает плечами Игнат, кажется, ничуть не взволнованный пламенной речью директора.
- Детдомовский, сплошной гемморой. Вот там тебе самое место, а не здесь. Среди отбросов, а не среди приличных людей. И как только так получилось…
- Сообщите об этом благотворительной организации прямо сейчас.
На сочетании «благотворительная организация» Игнат специально делает упор.
В остальном продолжает сохранять спокойствие. Хотя заметно, что директор его все же достал. Черты лица заостряются. Но он держится. Держится, потому что я знаю, хочет, чтобы директор позвонил.
Но директор и не думает никому звонить.
Он больше не смотрит на Игната, и кажется, теперь не стремиться убить его, или растоптать.
- С самого начала, как только ты поступил к нам учиться, ты начал меня бесить, - говорит он вместо того, и всплески ярости в его голосе сменяются нотами усталости. - Никакого следования правилам, никаких устоев и ноль, просто ноль уважения к старшим, а то и к своим товарищам!
Обходит стол, и тяжело плюхается в кресло.
- За всю мою практику никто, ни один даже самый наглый мажор меня так не выводил. Ты и Горский. Вы словно две занозы в заднице. Вечно все оспариваете, вечно со своим мнением. Особенно ты.
- Я понимаю ваше неудобство, - говорит Игнат.
Приступ гнева, кажется, прошел, и к нему возвращается его обычная невозмутимость.
- Неудобство? Да я жду не дождусь, когда вы уже доучитесь и свалите. И, наконец, прекратятся эти вечные драки, разборки, а главное, постоянный подрыв авторитета руководства. Теперь вот к Рудскому прицепились. А его отец, между прочим, пообещал на днях внести приличный взнос на переоснащение. Вот что, что такого сделал вам этот мальчик? Нееет, вы сразу его зацепили. Это…его нож?
Заканчивает без перехода.
Игнат молчит.
Ни да, ни нет.
Еще немного, и директор снова закипит.
- Все, иди отсюда. Чтобы духу твоего здесь больше не было. Ради бога, не попадайся мне на глаза по меньшей мере до конца недели.
…
Мне жутко интересно, чем таким смог прижать нашего директора дядя Демьян, что тот даже на пике эмоций не рассказал Игнату о том, кто именно оплачивал все эти годы его учебу.
И…получается, сохранить хорошие отношения с дядей для директора важнее, чем с папой Вадика. Важнее, чем проучить так раздражающего его непокорного подростка.
Я горжусь, я привыкла что наши с Игорьком семьи имеют особое влияние. И я также Горская, я одна из них!
…
- Вадим, это ты подкинул Игнату нож? - выпаливаю я, едва вижу Вадима, выходящего из медпункта, и дожидаюсь, когда он приноровится к моему шагу.
Слегка в лоб, но я не из тех, кто может долго удерживать эмоции в себе.
Выходим во двор.
Боковым зрением наблюдаю за тем, как Горр объясняется с Машей Сорокиной, а Таня Ильина вьется вокруг Игната и его мотоцикла.
Вот бы прокатиться, крепко обхватив, обняв Игната со спины. Я бы, наверное, задохнулась от восторга. Безвозвратно утонула в ощущениях. Но мы с ним до сих пор не разговариваем.
Лишь перекидываемся взглядами, вот как сейчас. Пока стоим. Он с Таней, я с Вадимом, с которым мы ждем каждый своего водителя. Но все равно то и дело поглядываем друг на друга.
Конечно, он больше не смотрит
