В объятиях Элиты (ЛП) - Станич К.М.

— Не называй меня так; это звучит так, будто ты смеёшься надо мной. — Мать Виндзора делает паузу, чтобы улыбнуться нам, и я вижу, как кожа вокруг его глаз слегка напрягается.

— Простите её. Она говорит на десяти языках, но японский не входит в их число. — Винд вздыхает и протягивает руку, указывая на свою мать. — Принцесса Александра Мэри Элизабет Виндзор, бывшая Александра, герцогиня Вестминстерская. И да, она определённо прикололась, когда давала мне имя.

— Простите моего сына, — поправляет Александра, протягивая руку, чтобы пожать сначала Чарли, а затем мне. — Он забывает о своём положении.

— Ты никогда не даёшь мне забыть, — добавляет Виндзор, когда папа морщит лоб.

— Прикололась? — спрашивает он, и мы с Виндзором оба смеёмся. Я слышала это слово уже достаточно раз, чтобы знать, что оно означает.

— Типа… шутила, — объясняю я, и папа кивает.

— Как я уже сказала, простите моего сына и, пожалуйста, зовите меня Алекс.

— Чарли, — отвечает папа, и мы вчетвером оказываемся на кухне с целым набором великолепных закусок, включая крекеры, мягкие сыры, оливки и много фруктов. Там есть вино, но папа даже не смотрит на него.

Принцесса кажется достаточно милой, хотя и немного отстранённой. Она постоянно проверяет свой телефон, и я могу сказать, что наш разговор её лишь слегка интересует. Когда папа уходит прилечь, экономка показывает ему его комнату, а принцесса Алекс исчезает на улице, чтобы поговорить по телефону.

Виндзор смотрит на меня поверх столешницы из мыльного камня и пожимает плечами, его карие глаза внимательно смотрят на меня.

— Ну что ты думаешь? — спрашивает он, наливая себе бокал вина и взбалтывая жидкость внутри, чтобы почувствовать её запах.

— Она кажется… — я подыскиваю подходящее слово, и когда Винд наливает ещё один бокал, я отказываюсь. Я думаю, что останусь девушкой, не употребляющей алкоголь. Травка — это нормально, хотя, похоже, Чарли она не лечит… Травка не вылечит Чарли. Химиотерапия не вылечит Чарли. Мои руки начинают дрожать, и я складываю их на коленях. — Милой, но отстранённой.

Винд кивает и делает глоток своего вина, полностью выпрямляясь и глядя мимо меня, сквозь стену окон на оранжево-жёлтый закат.

— Да, я бы тоже так её описал. Только я бы тоже употребил слова «пресная» и «погружённая в себя». — Он пожимает плечами и вздыхает. — В любом случае, мне сейчас восемнадцать, так что, полагаю, мне не стоит беспокоиться о ней. Я намного богаче её, и более чем вероятно, что она спустит большую часть своих денег до того, как ей стукнет пятьдесят. — Он замолкает, и его пальцы крепче сжимают ножку бокала, прежде чем он смотрит на меня. — Ты ведь понимаешь это, не так ли?

— Что твоя мама сама обанкротиться? — спрашиваю я, и он улыбается. То, как его слегка завитые рыжие волосы падают на лоб, подчёркивается рассеянным светом, и кажется, что его лицо почти светится. Его рубашка частично расстёгнута, и я вижу лишь малейший намёк на грудь.

— Нет, я имею в виду, что нам всем сейчас по восемнадцать. Не только нам с тобой, но и другим твоим любовникам тоже.

— Любовники, — говорю я, чувствуя, как моё лицо заливается краской. Я полагаю, Зейд, Крид и Зак — любовники, не так ли? С тех пор, как у нас был секс… Хотя я всё ещё не совсем решилась на минет. Мой рот сжимается, и я запихиваю в него оливку, чтобы не ляпнуть, что в лепнине вокруг арки, ведущей в прихожую, до сих пор сохранились оригинальные гвозди, забитые вручную, что, действительно, необычно с исторической точки зрения, потому что раньше делали такие маленькие колышки на конце и вроде как скрепление дерева вместе, как бревна Линкольна или что-то в этом роде…

— Теперь они все свободны делать свой собственный выбор, — продолжает Виндзор, допивая остатки своего вина, а затем ставит бокал, чтобы снова наполнить его. — Им могут не нравиться варианты, которые им предоставляются, но они у них есть.

— О ком конкретно ты говоришь? О себе? — спрашиваю я, и Винд качает головой, убирая ладонью рыжие волосы с лица, так что они встают дыбом.

— Конечно, нет. Я уже говорил тебе, что хочу жениться на тебе и ускакать навстречу закату.

Я фыркаю, но то, как Виндзор Йорк держит своё лицо… заставляет меня задуматься, не серьёзен ли он хотя бы немного.

— Тогда кого ты имеешь в виду? — я подтягиваю к себе вазу с виноградом, любуясь его блестящей пурпурной кожицей, прежде чем сорвать одну и поднести к губам. Виндзор восхищённо наблюдает за мной, и я чувствую, что мои пальцы слишком долго задерживаются на изгибе моей нижней губы. Я отвожу взгляд, оглядываясь через плечо на прекрасный пейзаж. Здесь, конечно, осень, со всеми её оранжевыми и жёлтыми красками, но трава всё ещё зелёная, и на улице приятно тепло.

— Я имею в виду их всех. Зейд, Крид, Тристан, Зак. — Он замолкает, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Я должен тебе кое-что сказать, но ты должна сохранить это в секрете.

— Клуб? — спрашиваю я, и Виндзор кивает, вглядываясь в моё лицо. Он проделал столько закулисных манёвров, чтобы обезопасить меня, чтобы я была счастлива, чтобы Чарли был в безопасности и счастливее. Я стольким обязана ему, этому главному хулигану из хулиганов, который пошёл и отрубил конский хвост Харпер Дюпон в знак дружбы.

Я сделаю гораздо большее. И не только с ней, но и со всеми. Они хотели, чтобы я ушла из Подготовительной Академии Бёрберри, независимо от того, как им пришлось бы это сделать. Что ж, карма тройственна, ублюдки. Я откусываю ещё одну виноградину, и пурпурная сладость взрывается у меня во рту.

И это совсем не звучит порочно.

— Отец Тристана, Уильям, сейчас женат на лучшей подруге матери Лиззи. — Виндзор делает ещё глоток вина, а я смотрю на него, разинув рот. — Она богатая наследница крупной сети отелей. Главная причина, по которой Уолтоны не хотели, чтобы их дочь вышла замуж за Вандербильта — то есть их бесконечная задолженность — сейчас не так важна. Она окупится.

— Лиззи сказала мне, что выиграла пари у своих родителей, чтобы они подумали о Тристане…

— Так и было. Свадьба состоялась только на прошлой неделе; я, вероятно, один из первых, кто узнал об этом. — Он допивает вино и ставит бокал на стол. — Итак… Тристан мог бы выбрать Лиззи, если бы захотел. И, может быть, тогда отец принял бы его обратно?

Я понятия не имею, что сказать, поэтому просто сижу и позволяю своему разуму обдумать это.

— Семья Зака хочет, чтобы он был с кем-то презентабельным, с кем-то с хорошей кровью. Вероятно, одной из тех самых девочек, которых вы уже выгнали из школы — или выгоните, более чем вероятно.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спрашиваю я, снова поднимая на него глаза, настоящего бога, окутанного солнечным светом и тихой жестокостью. Он говорит мне это, потому что хочет, чтобы я знала, насколько трудным был бы их выбор, если бы они действительно выбрали меня.

— Крид, ну, ты, наверное, мог бы выбрать Крида, если бы захотела. Легко. Кэтлин, по сути, сама из Плебеев, женщина, сделавшая себя сама. Ты ей очень нравишься. Они кажутся хорошей семьёй.

— Серьёзно, Виндзор? — рявкаю я, вставая и чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. Я не уверена, почему я так зла. Может быть, потому, что маленький пузырёк Бёрберри лопается, и мне кажется, что мир обрушивается на меня, чтобы утопить?

— А Зейд, ну, ты не понравишься его бабушке, но она всё равно не очень любит своего сына. Зейд мог бы быть с тобой, если бы действительно захотел, но доверяешь ли ты кому-то подобному? Рок-звезде? — Винд огибает прилавок, когда я пытаюсь уйти, и загораживает дверной проём.

— Прямо сейчас ты ведёшь себя как настоящий придурок, — шепчу я, но он делает шаг вперёд, и у меня нет выбора, кроме как отступить назад или позволить ему врезаться в меня. Я решаю позволить ему врезаться в меня, и он щекочет пальцами мою шею сзади, заставляя меня дрожать.

— Ну и есть я. У меня есть собственное состояние, доставшееся мне по наследству от моего отца. Этого более чем достаточно, чтобы жить и получать удовольствие. Мы могли бы делать всё, что угодно, вместе, Марни, если бы ты захотела.