Сквозь снег и пепел - Агата Соболева
— Пишу, — говорит один из незванных гостей и показывает на закрепленную на нагрудном кармане куртки камеру GoPro.
— Отлично, — блондин с колкими голубыми глазами осматривается и кивает второму спутнику на висящий на шее фотоаппарат, — Приступаем.
Парень с фотокамерой обходит местность, запечатляя на пленке общий план. Внимательно обходит ржавый автомобиль и делает еще несколько снимков, затем торопится присоединиться к остальным.
Происходящее дальше напоминало штурм. Идут к перекошенному строению. На ходу снимая с предохранителей оружие. Входная дверь приставлена сбоку, оставляя приветливо зиять темнотой внутренности постройки. Включены дальнобойные фонари, бегло осматривают содержимое не переступая порога, а затем быстрое и бесшумное проникновение. Когда их поглощает дверной проем, лишь в щелях заколоченных, покрытых пылью и грязью, окон мелькают отблески лучей света. Какой-то грохот. И тишина. Долгие минуты тишины, в которой было только слышно как где-то кричат вороны и прошуршит снег, скатившийся с потревоженной белкой еловой ветки. Вот один из автомобилей заводится, мигнув лампочкой под лобовым стеклом. Автозапуск. Владелец не хотел возвращаться в остывший салон. На улице минус восемь, ветра нет… Значит, владелец задержался дольше, чем на ознакомительную экскурсию. Авто успевает прогреться и заглохнуть, когда блики фонариков снова начинают пробиваться из щелей и дверного проема.
Выйдя наружу, парень с камерой и второй с фотоаппаратом отправляются вокруг сооружения. Один же останавливается рядом с какими-то обломками, закуривает и листает список контактов на экране смартфона. Найдя нужный, начинает вызов.
После трех гудков раздается ответ:
— Какие новости?
— Оно.
Разговор короткий, несколько коротких реплик и оба абонента нажимают отбой. Убирает телефон в карман, делая глубокую затяжку оглядывает хмурые ели и рыхлый снег. Тишина, но совсем не умиротворяющая. Зловещая. Гробовая… Время застыло. Будто здесь не движутся стрелки часов. Как застывший фотоснимок. Заброшенная заправка. Покосившиеся щиты. Облупленная краска. Снег, прикрывающий подступающий тлен островка цивилизации, укутывающий разваливающийся старенький седан. Два сверкающих глянцем новеньких внедорожника. Четкие продавленные в пушистой толще цепочки следов.
— Там за зданием следы, еще не совсем замело.
— Запустим дрона.
Выкидывает недокуренную сигарету и подзывает к себе парня с камерой. Стряхивает снег налипший на пассажирское стекло, другой делает несколько снимков. Издавая режущий слух скрежет поддается задняя дверь. Снова щелчки фотоаппарата. Татуированный кадык в очередной раз натужно дернулся, когда мужчина попытался сглотнуть подступающий к горлу тугой комок.
Приедь мы чуть раньше, может бы еще успели застать живой…
Молодая девушка, в слишком легкой ,скорее всего клубной, одежде, с размазанным от слез макияжем, ободранными до мяса ногтями…
Пыталась выбраться.
Не хотелось думать, как прошли ее последние часы жизни. Всем было не по себе. С тяжелым сердцем, они закрыли обратно дверь.
Пока запускали дрона, звонили еще кому-то, ушло еще около часа.
У самой машины снимает куртку и забрасывает ее на пассажирское сиденье, стряхивает снег со светлых волос. Самое ненавистное чувство, это когда находишь верный как сейчас след. Будто все могильные плиты, которые должны быть установлены погибшим здесь, разом ложатся на дно твоей души. Поворачивая ключ зажигания вздыхает, старается отогнать тяжелые мысли и, в очередной раз, уговаривает себя воспринимать эти вещи более профессионально, но эмоциональная натура не может быть равнодушной. Потерев шею с линиями татуировок, включает музыку и втапливает газ. Машины одна за другой отъезжают от места, которое стало сценой для жутких представлений.
Они знали, что по традиции от каждой жертвы оставались сувениры… Те кто орудовал здесь… собирали их зубы, клыки. Столько зубов мог увидеть только опытный врач стоматолог, вышедший на заслуженную пенсию, за историю всей своей практики.
Тошнота вновь подкатила к горлу и не отпускала всю дорогу до города.
Ублюдки…
Глава 29
Было тяжело смотреть как она отдалялась. В том, что она всецело зависима и настолько же вынужденно доверяет, было то, что заполняло его изнутри. Полностью. До краев. Настолько, что он не знал, что с этим делать и оттого бесился.
Привычка, сформировавшаяся за годы после Ани, никак не вязалась с этим чувством. Быть отшельником проще. Но забота о ком-то, которая иногда перерастает в безумную неконтролируемую дичь… она… Он не мог даже сформулировать свои ощущения, мысли… и чувства. И он знал, что никто не одобрял его решение. И бесился. Что они не понимали почему оно было правильным. Ведь они не видели ее там, на парковке у придорожного кафе. Как краски ушли казалось из всего ее тела. Как с утра у нее розовели щеки от смущения, как в глазах чертики разжигали огоньки, когда в этой головке роились пошлые мыслишки. Она впервые тогда не думала о них… и стоило ей расслабиться, как они снова ворвались в ее жизнь. Данила это злило. Он был в бешенстве, что эти ублюдки забрали из нее жизнь тогда и вот снова. Сделали серой, пугливой, застывшей. Никто кроме него не знал, что она не может спать. Она чаще всего спала только днем и только когда он рядом. Она боялась темноты и что опасность подстережет ее когда она не готова бежать от нее. Когда ночами она все же нечаянно засыпала она вскакивала в слезах и холодном поту, ее трясло, глаза на половину лица, а из бледных губ крик, стон, хрип.
Бедная девочка.
Она боялась. Боялась этих ублюдков из самой страшной ночи в ее жизни. Что они придут за ней. Или за ее близкими. Она должна была это сделать, чтобы страх отпустил ее… Чтобы осознание, что их больше нет укоренилось. Чтобы она перестала бояться, вздрагивать от теней, начала спать.
В одном все они, как не прискорбно признавать, были правы. Благие намерения воплотил он жестоко. И, черт возьми, тем самым поставил себя на один уровень с этими ублюдками. Теперь она не боялась их. Она боялась его. И это рвало на части его уже изрядно съехавшее сознание.
