Поцеловать первого встречного (СИ) - Муравская Ирина
Моим ляжкам грозят синяки, настолько в них впиваются, усиливая напор и ускоряясь. Толчок, ещё, ещё, и снова… Спинка кровати, падла такая, начинает ходить ходуном, паля наши невинные шалости.
— Пять сек, — извернувшись, пропихиваю между изголовьем и стеной подушку. Я без комплексов, но оповещать дом о том, что по соседству свершается акт греховодничества не хочется. Мы ж не некоторые. — Ну вот, другое дело.
— Не торопись, — Михеев тормозит меня за оттопыривающийся зад, веля остаться на коленях и… продолжаем уже так. Твою накусь-выкусь… Приходится вцепляться в то самое изголовье и кусать теперь уже свои руки, чтобы не кричать в голос.
Поцелуи по коже, доводящие до безумия, блуждающие между ног ловкие мужские пальцы, от которых рассудок плавится как сыр в духовке, непередаваемое ощущение наполненности и сумасшедший темп, чередующийся с недолгими перерывами, чтобы не закончить слишком быстро… это слишком. Я уже забыла, что это такое.
Несколько раз оказываюсь на грани, но заветную разрядку с финальным протяжным стоном получаю лишь когда мне благосклонно это позволяют. Чума-а-а-а. Либо я слишком неискушенная, либо кое-кто трахается как бог.
Отходняк долгий. Фиг знает сколько просто лежу, уткнувшись мордой в смятую простыню, насквозь пропитанную запахом пота и недавнего секса. Пытаюсь отдышаться и жду, когда хоть немного утихнет пробивающая каждое нервное окончание мелкая дрожь.
Гера рядом, слышу его сердцебиение, но не… чувствую его. В смысле, тактильность нулевая. Специально или нарочно? Он молчит, молчу и я. Сложный момент. Сложные отношения. Сложные мы.
Решаю помочь обоим и когда чувствую, что могу хоть сколько-то уверенно стоять на своих двоих, принимаю сидячую позу. Вау, вертолётики полетели… Так, вертолётики, вы видели мои трусы?
— Далеко собралась? — тормозят меня. Ну ёлы-палы. Мог бы сделать вид, что уснул. Всем было бы проще.
— Если скажу, в туалет — отмазка засчитается? — задумчиво почёсывая затылок ищу, но не могу найти вообще никакой своей одежды. Ау, харе в прятки играть, выходите. Голой же пойду.
— А если без отмазки?
— Избавляю нас от стандартной послесексовой неловкости. Не благодари.
— Что за неловкость?
— Когда приходит пора выпроводить девушку, но не знаешь, как вежливо ей об этом намекнуть.
— Ты вроде хотела получить ответ.
— Уже получила. Перепихон по блату тоже вариант. Надумаешь повторить, зови, — ага, а вот и джинсы. Попались. Блин, чё так далеко? Не могли переползти поближе? Неохотно лезу через всю постель, пытаясь дотянуться до них, но меня сгребают под талию и насильно укладывают рядом с собой. На этот раз так, чтобы мы видели друг друга. Зачем? — Давай опустим всю эту шелуху. Я всё поняла, претензий не имею.
— Ничего ты не поняла, — убирая с моего мокрого лба налипшие волосы, едва заметно качают головой.
Разве?
— Так объясни.
— Залёт, Соня. Это залёт.
— Ммм… Мне стоит бежать за тестом на беременность?
— Это значит, что никуда ты от меня не денешься.
[1] фант — задание, которое нужно выполнить
[2] Настроения (молодёжный сленг)
Глава четырнадцатая. Моя личная нирвана
Чувствую как внутри разливается ёкающее греющее тепло.
— Никуда не денешься: влюбишься и женишься?
— Давай не будем торопить события.
Романтика, конечно, хромает на обе левые, но мы люди не избалованные, и такое редко слышим.
— Ок. Но сейчас, получается, мне не обязательно уходить?
— Обязательно остаться.
— Вот и чудненько, — с трудом выковыриваю подушку, ставшую, так на минуточку, отличным амортизатором, и поудобнее пристраиваюсь. — Спокойной ночи.
Какой там: спокойной. Лежу с закрытыми глазами, прячась от… а от чего? От себя? От накатившего мандража? От страха перед чем-то новым, непонятным?
С момента того нашего разговора на берегу, где были брошены слова про "нравишься-не нравишься" и ровно до этой минуты я дала себе чёткую установку: держать барьер. Не позволять себе много думать, придумывать, додумывать, накручивать и строить воздушные замки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Проще ничего не ждать, чем потом шибануться с облачка розовых мечт, расквасив хорошенькое личико. Но сейчас-то уже, наверное, есть резон немножко спустить поводья и дать волю ванильным фантазиям? Или ещё рано?
— Ты ведь не спишь, — Гера такой проницательный, куда б деваться. Естесна, не сплю. Какой нафиг сон, если у меня все поджилки трясутся.
— Не сплю.
— Нервничаешь?
— Немного, — честно признаюсь. Ну а чё?
— Не стоит.
— Думаешь?
— А зачем? Я географически стабилен, ты эмоционально нестабильна — идеальный тандем. Разве нет?
Не успеваю поймать скользнувшую по губам улыбку. Запомнил.
— В этом уравнении не хватает чего-то большего, чем похоть, — глаз по-прежнему не открываю. И лежу, подложив руки под голову, тем самым частично прикрывая грудь. Колено к животу тоже прижато, закрывая стратегически важное место. Беззащитная овечка, бе-е-е.
— Не создавай искусственного дефицита в том, чего в достатке.
— То есть, что-то есть?
— Что-то есть, — на бедро ложится горячая ладонь и плавно скользит выше. Мур-мур-мур. Теперь я уже котик. Котик в овечьей шкурке? Овца, проглотившая котэ? Попахивает триллером. Но мне так прия-я-тно, что фиолетово. — Нашёл, — меня несильно тычут пальцем между шестым и седьмым ребром. — Говорил же, узнаю.
Ещё одна улыбка лезет без спроса.
— Не льсти. Без моего разрешения не узнал бы.
— Тут бы я поспорил, но не стану. Что это?
— А на что похоже?
— На звуковую дорожку.
— Она и есть.
Речь, разумеется, о татуировке. Маленькой и неприметной, расположившейся на боку левее от сердца так, что та практически всегда прикрыта. Даже если щеголять в купальнике.
— Полагаю, она что-то значит? Бесцельно малевать на себе — исключительно мой прикол.
— Конечно, значит. Это копия последнего аудиосообщения, которое мне прислал дед.
— Ого. И что в нём было?
Заканчиваю жмурки, встречаясь с Герой взглядом.
— Не задерживайся к ужину. Купи по дороге белого хлеба. Целую.
Михей смотрит на меня с такой непривычной… мягкостью, что внутри всё уже не ёкает, а трепыхается в конвульсиях. Органы устроили тусу с блэк-джеком и шлюхами? Или окуклившиеся гусеницы зашевелились, обещая превратиться в прекрасных бабочек? Лишь бы не в глистов.
— Купила хлеба?
— Купила.
— И к ужину не опоздала?
— Не опоздала.
— Умница.
— Бываю иногда. Встречный вопрос можно?
— Можно.
— История появления шрама.
— Совсем не мужественная, так что эпичного эпоса не получится.
— А скромненький стыдливый рассказ получится?
— В драке заработал. Давно.
— А говоришь, не мужественно. Не мужественно — это если б ты по синьке брился и чутка перестарался.
— Когда валяешься в луже и выплёвываешь молочные зубы пока тебя отпинывают вчетвером — тоже мало гордости.
— Ууу, за дело хоть?
— А хрен его знает. Дело мутное и давнее. Я тогда жиробасиной ходил, а, как водится, дети любят ковырнуть так, чтоб побольнее. Слово за слово, оскорбление за оскорблением, ну и забилась стрелка на заброшенной стройке. Очковал сильно, знал, что влетит, но прослыть главным трусом двора перспектива смотрелась ещё менее привлекательной.
— Ты был жиробасиком? Как мило. Не представляю тебя упитанной булочкой.
— Ничего милого. Зато тот случай стал отличной мотивацией. Беспомощность — мощный стимул что-то поменять.
— Ты тогда начал качаться?
— Не, это позже, для закрепления результата. А так мать на дзюдо отправила. Как швы сняли. Поняла, что иначе соплежуй вырастет.
— Дзюдо? Погодь, Тима тоже ж дзюдо вроде занимался. Помню, что-то такое говорил.
— Занимался. Мы в одной группе были.
— Так и познакомились?
— Скорешились, потом жизнь раскидала, но недавно случайно пересеклись, разговорились, ну и…