Грязная жизнь (ЛП) - Аврора Белль
— Принести вам что-нибудь, прежде чем начнем? Кофе? Чай?
Доктор Мора Стэнсон отличается от других психиатров, без сомнения, поэтому Юлий и записал меня к ней. Она любит, чтобы все было как обычно, пытается сблизиться с человеком, разбивая его по кусочкам, пока он не превращается в рыдающий беспорядок. О, не бойтесь. Там будет доктор Мора с салфеткой в руке и плечом, на котором можно поплакать. Она лечит людей, сказала она мне во время моего первого визита. Хвасталась своими показателями восстановления и все такое.
Какого черта я здесь делаю?
Хорошие новости, мозг. Доктор Мора Стэнсон будет лечить тебя.
Доктор Мора Стэнсон — самая настоящая сучка.
Я усмехаюсь своему внутреннему диалогу и с легкой улыбкой отмахиваюсь от нее.
— Нет, спасибо. Я бы предпочла начать.
— Конечно, — начинает она, но улыбка исчезает с ее лица. Наклонившись вперед, ближе ко мне, она смотрит на меня с беспокойством, достойным награды. — Линг, ты уже дважды приходила ко мне, а мы даже не касались твоих проблем. — Она снова улыбается, на этот раз мягко. — Я думаю, мы должны начать с того, почему ты пытаешься спровоцировать сексуальные отношения со столькими мужчинами.
Я с гордостью поправляю ее:
— Нет никаких отношений. Это просто секс.
— Именно. — Она кивает. — Как ты думаешь, почему? — Когда я не спешу отвечать, то она входит в свое истинное амплуа докторши. — Половые связи, конечно, могут быть забавными и доставлять удовольствие, Линг, но без эмоциональной поддержки и отношений, где ты видишь себя через пять лет?
Я ухмыляюсь.
— Я даже не знаю, проживу ли я эти пять лет.
Выражение её лица мрачнеет.
— Вот об этом я и говорю. Ты шутишь о самых ужасных вещах. Это беспокоит.
Я ерзаю на сидении, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— Вы бы предпочли, чтобы я плакала о том, что происходит в жизни?
— Нет, — заявляет доктор Мора. — Но разговор о них и о том, что ты чувствуешь, очень поможет. И мы могли бы начать с мозгового штурма, если хочешь. Давай определим, где секс становится для тебя насилием.
Я невозмутима:
— Может быть, когда мой отец и братья начали избивать и насиловать меня, когда мне было пять. — Она отчаянно пытается скрыть потрясение, но я вижу это. И злюсь внутри. — Или когда меня продали в бордель в шесть лет.
Не надо меня жалеть, сука. Я являюсь большей женщиной, чем тебе когда-нибудь доведется стать.
Все кончено. Я покончу с этим сейчас. К черту эту высокомерную задницу и ее вежливость.
Я бросаю взгляд на ее стол и вижу черно-белую фотографию доктора Моры, ее мужа — латиноамериканца и стройной хорошенькой девочки-подростка. Как мило.
Это вызывает у меня тошноту.
Я киваю подбородком в сторону фотографии.
— Ваш муж, он отец вашей дочери?
Она смотрит на фотографию и мило улыбается.
— Нет. Он ее отчим. Почему ты спрашиваешь?
— Без всякой причины. — Я улыбаюсь. — Вы говорили о том, что секс — зло. Продолжайте.
Она удивленно смеется.
— Нет, Линг. Я не это имела в виду. Секс может быть замечательным в значимых отношениях между двумя людьми, которые любят друг друга.
Вот дерьмо. Она сама напросилась.
Мрачная ухмылка пересекает меня.
— Знаете, что еще лучше? — Я делаю эффектную паузу. — Трахаться с незнакомцем в темном переулке. Вы даже не обмениваетесь именами. Он прижимает тебя к грязной стене, и все начинается. Вы словно дворняга и сучка в течке. — Я глубоко дышу и отдыхаю на диване. — Это придает сил.
Она выглядит разочарованной во мне.
— Линг, звучит не очень весело.
— Ты занимаешься сексом с Бобби? — Я спрашиваю, прекрасно осознавая, что ответа на мой вопрос не последует.
Доктор Мора моргает, удивляя меня своим ответом.
— Конечно. Он мой муж.
Я закатываю глаза от ее милого нрава.
— Да, но ты позволяешь ему трахать тебя, — я ухмыляюсь. — Ты бываешь непослушной девочкой. Он перекидывает тебя через колено и шлепает по круглой попке, пока она не станет розовой. — Я говорю с нажимом. — Ты позволяешь ему лизать свою киску? Или это слишком грубо для тебя?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Доктор Мора с трудом сглатывает, ее голос дрожит.
— Мы говорим о тебе, Линг.
Устроившись на сиденье, я сажусь прямо.
— Нет, нет. Давайте поговорим о вас, доктор Мора Стэнсон. — Теперь она попала. — О твоей печальной сексуальной жизни и о том, как твой муж дрочит каждый раз, когда тебя нет дома. Или о том, как ты симулируешь оргазмы, чтобы заставить его чувствовать себя лучше, не имея возможности получить их. — Мое лицо становится насмешливым. — Нет, я знаю. Давай поговорим о том, как женщины вроде меня трахают мужей вроде твоего в темных переулках. Или, может быть, о том, как твой муж дома раздвигает сочные ноги твоей дочери и жадно лижет ее тугой маленький кексик, как будто он на углеводной диете.
Лицо доктора Моры искажается гневом, и она встает так быстро, что это забавляет меня. Она тычет в меня дрожащим пальцем, на ее лице написана ярость, когда она кричит:
— Закрой свой гребаный рот, маленькая сучка! — Я знаю, что победила
Задыхаясь от осознания того, что она только что оскорбила клиента, с широко раскрытыми глазами она закрывает рот рукой и выбегает из комнаты, всхлипывая, когда спешит мимо меня.
Я оглядываю пустой кабинет и откидываюсь на спинку дивана.
— Я что- то не то сказала? — Беру свою сумочку и выхожу из офиса Доктора Моры Стэнсон, качая головой и бормоча: — И после этого, люди еще думают, что я гребанное недоразумение.
Глава 21
ТВИТЧ
Прошло четыре дня с тех пор, как я предложил сотрудничество полиции Сан-Франциско. И за это время у меня было достаточно сражений, в которых я должен был отстоять свою точку зрения.
Детектив Глубокая Глотка — он же детектив Джейсон Ренли — был у меня на хвосте каждую свободную минуту своего времени, его угрозы были смехотворны и банальны, пытаясь изо всех сил грубо обращаться со мной, потому что я назвал его педиком.
По правде говоря, я знал, что парень не гей, но для чувака, живущего в городе гей-парадов, я мог учуять его гомофобию за много миль.
Лучший способ подразнить гомофоба, как всем известно, это назвать его педиком.
И, похоже, его чувствительная натура не простила мне это.
Представьте мое удивление, когда детектив Ренли швырнул меня в стену накануне и двинулся, чтобы ударить кулаком в лицо, когда маловероятный чемпион уложил его на задницу с молниеносной скоростью. Сержант Дэн Уильям — тот самый сержант, которого я спросил, играет ли его жена с его задницей, — бросился на мудака и прошипел:
— Шеф говорит, чтобы ты не подходил к нему, парень, отойди, слышишь меня. Или мне самому сбить с тебя спесь, Джейсон?
Лицо детектива Ренли вспыхнуло огненно-красным, когда он резко встал, подойдя достаточно близко к пожилому мужчине, чтобы показать свое раздражение от того, что его прервали, но не произнес ни слова.
Борьба за власть ощущалась в воздухе, но детектив Ренли знал, что лучше не перечить своему начальнику, и ушел, не сказав ни слова.
Сержант Дэн Уильям проводил молодого человека взглядом и, уперев руки в бока, глубоко вздохнул и повернулся ко мне.
— Я не собираюсь спрашивать, в порядке ли ты, потому что, честно говоря, мне плевать. — Его холодные зеленые глаза оценивающе смотрели на меня. — Но шеф хочет, чтобы ты был целым и невредимым, поэтому я позабочусь, чтобы ты оставался таким.
Он немного подождал, моргая.
Я не понял. Что, черт возьми, по его мнению, должно произойти? Что мы обменяемся остротами и станем сомнительными союзниками?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ради всего святого.
Я не собираюсь благодарить его. Мне хотелось у*бать ему по голове.
— Мне не нужен телохранитель.
Сержант Уильям холодно улыбнулся.
— Кажется, нужен, солнышко.
Он не заметил удара, и огромное удовлетворение, которое я получил, когда моя нога коснулась его колена, заставив его ноги подогнуться, это было похоже на мою собственную форму экстаза. Взвизгнув, он рухнул на землю, и я, не оглядываясь, направился в кабинет шефа.