Бернар Клавель - Малатаверн
В ответ юноша отрицательно помотал головой. Тогда мужчина завопил и стал трясти его изо всех сил.
– Ты учинил какую-нибудь пакость! Опять что-нибудь напакостил! Ведь это ты заявился ко мне прошлой ночью, да? Ты! Признайся, что ты! Ты и твои друзья-приятели!
Робер кивнул и тут же получил пару крепких оплеух. Он пошатнулся, но только ниже опустил голову, так ничего и не сказав.
– А сегодня? – не унимался папаша Бувье. – Что ты сегодня учинил? Вы что, резали кур или кроликов? Почему ты весь в крови?
Несколько секунд слышался лишь рев ветра да издали доносился неумолчный яростный лай собак, сквозь который порой слышались голоса людей. Робера колотило, он чувствовал, как к горлу подступает рыдание. Все перепуталось у него в голове, и он едва слышно прошептал:
– Я не хотел.., нет, нет, я не хотел… Крестьянин склонялся к нему, чтобы разглядеть повнимательнее, и снова спросил:
– Кто еще с тобой был? Ну, говори! Робер покачал головой. Папаша Бувье покрепче схватил его за руку и опять тряхнул изо всех сил, выкрикнув:
– Ах, ты ничего не скажешь?! Посмотрим! Вы уже давно шарите в наших местах! Тебе придется все рассказать, и тогда мы переловим всю вашу банду! Теперь вам не поздоровится! Имей в виду, это дорого вам встанет!
Робер молчал. Тогда папаша Бувье развернул его за плечи и толкнул вперед – Давай, топай! – приказал он. – Сейчас поглядим, что ты запоешь, когда за тебя возьмутся жандармы!
Робер заплакал. Он плакал навзрыд, чего с ним не случалось уже много лет. Он брел по дороге, а за ним следовали крестьянин и его собака.
Весь противоположный склон долины был залит лунным светом. Лишь одно красное пятно алело в этом холодном сиянии: ярко освещенный двор фермы Ферри. И рядом – еще одно алое пятно, поменьше: свет горел в широко распахнутом окне в комнате Жильберты.
Все это Робер видел сквозь слезы. Теперь вся долина представлялась ему словно сквозь светящуюся пелену. Он поискал глазами виллу Комб-Калу, но так ничего и не разглядел На мгновение у него в голове мелькнули мысли о работе, о начатой траншее, об инструментах, сваленных в водоеме, где постепенно прибывала вода. Все мешалось у него в голове: жесткий взгляд хозяина, глаза хозяйки, фотография баскетболисток.. Юноша зажмурился и несколько шагов прошел вслепую, а потом вновь уставился на дорогу.
Там, где ручей подступал совсем близко к старой дороге, в лунном свете сквозь ветви деревьев поблескивал ручей.
Поравнявшись с Малатаверном, Робер замедлил шаг. Но крестьянин толкнул его, и юноша снова зашагал вперед и остановился там, где ограда кончалась и открывался двор фермы.
Взгляд его сейчас же упал на едва заметную в тени дома темную массу, лежавшую на земле.
– Да иди же, иди, Господи Боже мой, – буркнул папаша Бувье, в очередной раз толкнув его в спину.
Но Робер только вяло отмахнулся. Правда, рука его тут же безвольно упала. Юноша открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова.
– Давай, давай, топай! Я не собираюсь всю ночь разгуливать с тобой по лесу… Топай, гаденыш!
Робер прибавил шагу. Он непроизвольно сжал кулак, а когда попытался разжать его, почувствовал, что пальцы слиплись от крови…
Во рту стало горько, он остановился, и его вырвало.
– Надо же, ты, оказывается, в стельку пьян, – хмыкнул фермер. – Шагай, поганец, шагай!
Вскоре они дошли до старой дороги. Там было светло почти как днем.
Робер плакал; слезы лились сами собой, он не всхлипывал, не рыдал; все происходило механически, так же механически он брел, тупо переставляя ноги.
Теперь тень его все вытягивалась и скользила впереди. Чуть погодя за ней следовала тень фермера – тот на ходу яростно жестикулировал и что-то ворчал себе под нос. В бормотанье его то и дело слышалось: "Гаденыш.., шпана.., телка издохла.., заплатишь.., в тюрьму". Робер не обращал на него внимания.
Вокруг них кругами бегала собака. Время от времени пес задирал лапу у какого-нибудь куста, а потом подскакивал к Роберу и трусил рядом, виляя хвостом и колотя им по ногам юноши.
На мгновенье перед мысленным взором Робера возникла открытая дверь… Мамаша Вентар, наверное, спала…
А Жильберта? Робер оглянулся на ферму Ферри, но за кустами не было видно вершину холма. Может быть, девушка уже вернулась домой? А может, она пряталась где-то рядом, за ближними деревьями, и смотрела на него из-за ветвей?
У Робера стеснилось в груди. Еще никогда в жизни ему не доводилось испытывать такую невыносимую боль.
Дорога… Приходилось смотреть вперед, на дорогу, по которой трусила собака.
И все же, когда они дошли до развилки, откуда через пустошь тропинка взбегала к ферме Ферри, Робер опять остановился.
– Эй, давай, топай дальше! Робер шагнул было вправо. В ту же секунду папаша Бувье схватил его за плечи и толкнул обратно на дорогу, проревев:
– Ну нет, иди прямо, гаденыш! Нечего тебе там делать, слышишь? Нечего!
Понурившись, Робер покорно пошел дальше. Собака сидела впереди, поджидая их. Хвост ее мел по пыли. Пес поднял морду и принюхался, слушая ветер.
