Владимир Витвицкий - Двадцать пять дней на планете обезьянн
Все мысли замерли и остановились, кроме одной и самой верной, и она тут же превратилась в движение — Примат рванулся к обмякшему водителю и, придавив своим тяжелым телом ноги Гибне, правой рукой дотянулся до рычага. Теряя воздух, зашипели энергоаккумуляторы. Короткий юз — машину чуть занесло. Тут же брызнуло каленое стекло боковухи, но Примат уже рванулся назад, подчиняясь второй и тоже единственной мысли, разбивая на пути преграды — Гибне зачем-то вцепилась в руль.
Удар! Им сзади влупила идущая за ними машина и припечатала мертвого Мичурина к рулю, гевронка свалилась под сидения, а он врезался в панель. Мотор заглох, и Примат отчетливо услышал третий выстрел, и зная о медлительности звука, не почувствовал удара пули о железо кабины. Третий выстрел объяснил все или очень многое, превратив родившуюся из моментального страха надежду в уверенность действий, и он, отсоединив магазин, выпрыгнул из кабины на асфальт.
Слыша и даже чувствуя, как сыплются из машин обезьянны, он быстро вставил новый, мелькнувший зелеными наконечниками трассирующих пуль и, не передергивая затвора — патрон уже был дослан, чуть высунулся из-за колеса и бампера, и короткими очередями, как иголкой, стал тыкать трассерами в неосторожным зайчиком блеснувшее в зелени склона прицельное стекло. Пехтмуры сразу поняли его — всем им хочется жить, и показалось, что он видит летящий вслед за трассерами рой пуль и слышит в грохоте выстрелов, как горячие гильзы льются на асфальт.
Примат расстрелял свой магазин и заглянул в кабину — там упавший на руль Мичурин и лежащая на полу, под сидениями, испуганная, но не до беспамятства, гевронка с не своей кровью забрызганным лицом.
— Бинокль! — спокойно, но все же громко гаркнул он. Та поняла и почти несуетливо вытащила бинокль из бардачка, протянула ему и уставилась на Примата вопросом синих глаз.
— На вашем месте я бы вышел из машины, — уже не так грозно, но все же снова крикнул он и, присев, выглянул из-за колеса и кабины. Но что возможно рассмотреть на склоне в бинокль? Стена из роскошных деревьев, и все. А впереди, на дороге, пустой ментовский "УАЗ".
Гибне без длинных уговоров спустилась из кабины. Стихла стрельба — пехтмуры расстреляли по магазину и теперь ждут — выстрелов со склона больше нет. Подбежал мичудрил Павианов.
— Что будем делать? — спросил он, поглядывая в хвост колонны.
— Мы или попали, или напугали его.
— Его?
— Он успел выстрелить три раза, Мичурин убит, — не высовываясь из-за колеса, объяснил Примат. — Но стрелок он не самый лучший — только первым выстрелом попал, и лупит против олнцеса — я блик заметил, и палит как из пулемета. Подождем?
Мичудрил кивнул и побежал в хвост колонны, на свой участок короткой линии фронта. Он не задал лишнего вопроса и согласился с предположением — иначе последняя машина или дымила бы сейчас, или была бы уже решетом. А из кузова их машины показалось окровавленное лицо, и на землю сполз тот самый пехтмур, что сторожил гевронку у кабинета главврача. Он ехал в кабине второй машины, и когда та врезалась в резко затормозившую первую, а здесь постарался Примат, дотянувшись до рычага, то пробил лобовое стекло и влетел в кузов. А очухался только сейчас, а вылез, когда стихла стрельба. Его сильно посекло стеклом — он получил свое первое боевое крещение. Все прилипли к колесам, наивно полагая, что железные диски и дутая резина спасут их от прячущейся в зелени склона смерти.
Примат поманил рубщика лобовых стекол и еще одного пехтмура к себе.
— Ну как, не болит голова у дятла? — решил пошутить он, но его не поняли. — Сидите здесь, и прикройте, если что. Я перехожу дорогу.
Пехтмуры кивнули, а Примат, вдохнув, на выдохе быстро перебежал через асфальтовую полосу. Тишина, молчание, пустой ментовский "УАЗ".
— Сидите здесь! — снова крикнул он пехтмурам и шагнул в заросли, полез по склону вверх. Шашлыкский лес огромен, но подлесок только у дороги, а так сам по себе он относительно прозрачен — не тайга. Непрочной почве на склоне помогают держаться корни, и они же помогают ему — ноги не скользят на упавших листьях, упираясь в корни как в ступени. И по этим ступеням он ползет вверх, и может показаться, что ползет… дурак? Но он почему-то точно уверен, что стрелял как раз дурак, и был один, и что это не засада — иначе все они давно бы лежали там, внизу, у машин. Машины не БэТээРы и прошиваются насквозь, тем более из винтовки. Секундный блеск окуляра врезался в мозг и в память, отпечатался моментальным снимком, и теперь ведет его к себе как магнитом, освобождая от раздумий. Раздумья излишни в военном деле, главное — или спокойное ожидание, или быстрые действия.
Через некоторое время безошибочного подъема, изрядно пропотев, он наткнулся на то, что искал: зарывшийся лицом в землю и листья мертвый чихак. Он полз, скатываясь вниз, ему навстречу, но быстро умер. Примат наклонился и перевернул носаря — молодой парень, не старше Мичурина. А поднявшись чуть выше, по следу разворошенной листвы и, если присмотреться — с пятнами крови, под деревом с парой пулевых отметин обнаружил и винтовку. Системы Даунова, с длинным стволом и оптическим прицелом. Вот так начался и кончился бой.
А сверху хорошо видна дорога и машины на ней, а расстояние — плевок долетит, и не попади чихак бликом ему в глаз… удобное, в общем-то, место. Подобрав винтовку и перекинув тело носаря через плечо, придерживая за ватные на ощупь ноги — это потому что кровь уже не движется в еще мягких, еще не остывших мышцах, и от этого они становятся похожими на вату, быстро, на полусогнутых, побежал вниз. Страшновато — кажется, что кто-то все время смотрит в спину. Не тяжело, вот только куртку придется стирать в холодной воде.
А когда спустился, то положил чихака рядом с вынесенным из кабины Мичуриным. Тем временем "из засады" появились два потерявшихся мента — они же из местных, зачем им рисковать? Не война, вот и свалили под откос. Это понятно и не осуждаемо. Гибне уже успела стереть с лица чужую кровь, подошел мичудрил, столпились все, кружком, рассматривая двух, как оказалось в данном месте и в данное время, смертельных друг другу врагов — пехтмура Мичурина и безымянного пока еще чихака. А чихак, он убит кем-то из них — там наверху, на деревьях, осталось несколько отметин.
— Ну что, грузим?
Это мичудрил Павианов, помнящий о подствольниках и о бронежилетах на левых дверцах, напомнил всем о неизбежности движения, как бы не были важны или печальны остановки.
— Грузим, — очнулся Примат, подчиняясь напоминанию о главном свойстве жизни, то есть о непрерывности, — давайте, ребята.
А где же ангел, любитель коммутационных составлений?
