Луиза Пеннингтон - Грехи ангелов
— В общем, да.
— Кроме того, в это время года в Шотландии очень холодно, — добавила она.
— Прошу тебя, Джеки! Хоть ты не заводись…
Дэвид наблюдал, как ближе к вечеру небо становится все более серым и мрачным, и ему вдруг захотелось выпить что-нибудь покрепче, чтобы напиток обжег губы и по всему телу разлилось тепло. — А как там Джемми? — поинтересовался он, меняя тему. — Как его успехи?
— Прекрасно, — поспешно ответила Джеки.
— Он хороший парень, — вздохнул Дэвид, — но в отличие от Клэр я не питаю больших иллюзий относительно его успешной карьеры в будущем.
— Пожалуй, еще слишком рано об этом судить.
— Может быть… Но здесь… — Дэвид сделал неопределенный жест рукой, — здесь для него все чужое и непривычное.
— Не ставь на нем крест, — сказала Джеки. — Он еще прекрасно здесь обживется.
— Я никак не пойму, чем он живет. Он читает, разговаривает с Клэр или со мной, если только я бываю дома, а потом отправляется гулять.
— Что же в этом плохого?
Дэвид сердито махнул рукой.
— Но ведь должно же быть что-то еще в жизни? Ему только двадцать четыре года. Я пытался заинтересовать его чем-нибудь, предлагал вступить в какой-нибудь клуб, чтобы он мог общаться там с новыми людьми…
— Мне кажется, ты сгущаешь краски.
— Разве я не прав?
Дэвид внимательно взглянул на дочь.
— Нет, папа.
— Но ведь ты немногим старше его.
— Я бы не сказала, — быстро возразила она. — Во всяком случае у меня полным-полно работы, а кроме того, у меня совершенно не хватает времени на личную жизнь.
Дэвид удивленно поднял брови.
— Что ты подразумеваешь под личной жизнью? — поинтересовался он.
— Давай не будем сейчас об этом.
— Почему? Отец я тебе или нет? — засмеялся он.
Джеки тоже засмеялась, а потом сказала:
— У меня свидание.
— Ты просто хочешь от меня отделаться.
Джеки сунула под мышку папку и чмокнула отца в щеку.
— Увидимся в субботу.
— В половине восьмого.
— Я помню.
Он посмотрел ей вслед и ощутил прилив гордости.
Двадцать лет назад он впервые увидел дочь. Девятилетняя Джеки пробиралась сквозь толпу встречающих в зале ожидания аэропорта Хитроу. Он узнал бы ее, даже если бы к ее воротничку не была приколота бирка с ее именем. Она была высокой голубоглазой девочкой, интересной и настороженной. И смотрела прямо на него. Его сердце сжалось от жалости и желания защитить, уберечь ее от беды. Она была его ребенком, несмотря на то, что его отцовские чувства несколько запоздали.
Перед облезлым парадным было несколько каменных ступенек. Посередине двери имелось небольшое квадратное окошко с треснувшим стеклом, а также бронзовая колотушка в форме львиной головы, позеленевшая от старости.
— Я здесь временно, — пробормотала Роуз, избегая смотреть Дрю в глаза.
Ей вдруг стало удивительно, как это раньше она не замечала убогости своего жилища.
Дрю не ответил, лишь его ноздри презрительно дрогнули. Давно он не заходил в такие дома. Он старался избегать неприятных воспоминаний, которые упорно возникали в памяти.
— Если не обращать внимания на внешний вид, здесь не так уж и плохо, — быстро прибавила Роуз и нервно рассмеялась, когда они вошли в тесный подъезд, на полу которого грудами лежали старые газеты и журналы и прочий рекламный мусор, а вдоль стены стояли пустые молочные бутылки. — Кроме Барби и меня, в этом доме живут еще восемь человек, и, естественно, никто не хочет за собой убирать. Ну ничего, скоро я перееду отсюда…
— Все это мелочи, — отозвался Дрю.
Она бросила на него благодарный взгляд.
— Как бы там ни было, мы довольны этой квартирой. Она довольно большая, — говорила Роуз, поднимаясь по ступенькам и чувствуя на себе его взгляд. — Барби позаботилась об интерьере. Она студентка, изучает искусство, и у нее прекрасно развит вкус. — Роуз остановилась перед дверью, около которой на стене висел телефонный аппарат. — А вот это, увы, не слишком приятное соседство, — весело добавила она, похлопав ладонью по телефонному аппарату.
— Я думаю, — кивнул он.
— Когда я отсюда перееду, мой рекламный агент обещал поставить мне личный телефон — в качестве подарка по случаю получения роли Монро.
Роуз нетерпеливо копалась в сумке в поисках ключей и наконец извлекла их оттуда со вздохом облегчения.
— Вечно я их теряю, — пожаловалась она.
Она сунула ключ в замочную скважину и в раздражении закрыла глаза: как всегда, замок никак не отпирался. Открыв глаза, Роуз попыталась прежде всего успокоиться. Сердце у нее напряженно колотилось.
Дрю наблюдал, как она дрожащими, побелевшими пальцами возится с замком, и чувствовал растущее раздражение. Он отвел глаза и стал рассматривать ободранные стены лестничной площадки. Здесь пахло какой-то кислятиной, и он осторожно потянул носом, словно вдыхая в себя нечто знакомое.
— Готово! — воскликнула наконец Роуз, и дверь распахнулась. — Прошу.
С плаката на стене прихожей на него смотрел Стинг в круглых ленноновских очках. На шкафу стоял небольшой светильник. На полу лежал потертый индийский коврик.
Вслед за девушкой Дрю прошел сквозь занавеску из бисерных нитей и оказался в гостиной. Роуз поспешно задернула шторы и собрала в стопку разбросанные по полу журналы. Она покачала головой и, словно извиняясь, развела руками, пробормотав:
— Я не готовилась к твоему визиту…
Он подумал, что здесь, пожалуй, мало бы что изменилось, если бы она к этому и готовилась.
— У тебя найдется что-нибудь выпить? — спросил он.
Роуз наморщила лоб.
— Есть бутылка «Ламбруско».
— Это что такое?
— Вино… Да, сухое вино. — Она неуверенно улыбнулась. — Я принесу бокалы, если ты хочешь его попробовать.
Бисерные нити загремели и закачались, когда она исчезла за занавеской, а он уселся в скрипучее бамбуковое кресло. В комнате еще находился круглый стеклянный столик, а также небольшая софа и еще одно бамбуковое кресло. В небольшой нише по соседству с электрическим камином стояли переносной телевизор и стереомагнитола с проигрывателем, около которого в углу лежала кипа старых пластинок.
Дрю взял один из конвертов и сразу узнал подкрашенную физиономию Боя Джорджа. Дрю с отвращением бросил конверт обратно на пол и подошел к стеклянному столику, на котором лежали журналы и запечатлелись следы от кофейных чашек. На стене у двери висел пестрый цветной батик, а на полу стояло какое-то чахлое комнатное растение с листьями, покрытыми густым слоем пыли.
— Оно должно тебе понравиться, — сказала она, внося вино и два бокала. — Мы держим его на случай бессонницы.