Ева Модильяри - Черный лебедь
– Кто говорит? – спросил Себастьяно, ожидая, что звонят из дворца архиепископа.
– Это Джузеппе Аризи, – сказал голос, прорывающийся сквозь шум и треск на линии.
– Какая-то проблема? – спросил Себастьяно, избегая ненужных преамбул.
Джузеппе Аризи рассказал другу о деле, в котором оказался замешан Пьер-Джорджо Комотти.
– А ты сам, что об этом думаешь? – спокойным голосом спросил Себастьяно.
– Что Пьер-Джорджо невиновен в отношении наркотика. Что же касается других наклонностей, тут все не так просто.
– Его допрашивали?
– Скорее всего, нет. Но я не знаю ничего определенного. Я еще не получил разрешения на свидание с ним, – сказал адвокат. – Ты можешь что-нибудь посоветовать?
– Поступай, как считаешь нужным. Что же касается меня, я сделаю все возможное, чтобы вернуть свободу невиновному, – успокоил его священник, прежде чем положить трубку.
Потом Себастьяно набрал номер и попросил срочно соединить его с Ватиканом.
– У священника прихода Сан-Амброджо скоро юбилей, – ясным и спокойным голосом сказал он человеку, ответившему ему на другом конце провода. – Мы должны достойно отметить его, пока нас не опередили другие.
Это было зашифрованное послание, которое означало следующее: «Наш связной в Милане арестован. Нужно вмешаться, пока его не подвергли допросу».
Потом он сделал еще один звонок.
– Это монсеньор Себастьяно Бригенти. Будьте добры синьора Давида Дубланка, – сказал он женщине, ответившей по телефону.
– Одну минуту, пожалуйста, – ответила телефонистка.
Через несколько секунд его приветствовал вкрадчивый мужской голос.
– Чем могу быть полезен, монсеньор?
– Мне нужно срочно вылететь в Италию, – сказал священник.
Его собеседником был еврей-банкир, сотрудничавший с теми, кто, так или иначе, боролся против режима. Он восхищался монсеньором Себастьяно Бригенти и уважал его за ум, честность и смелость.
– Когда? – спросил Давид Дубланк, рассчитывая в уме время, которое потребуется, чтобы помочь в подобном деле.
– Как можно быстрее, – сказал Себастьяно.
– Свяжитесь с моим пилотом. Он подготовит самолет. Он в вашем полном распоряжении, монсеньор, – закончил Дубланк, даже не спросив о причинах такой спешки.
Себастьяно покинул кабинет и вернулся в столовую, громко окликая сестру Имельду.
– Чем вы там занимаетесь, сестра? Спите? – вскинулся он, когда монахиня предстала перед ним, быстрая и молчаливая.
Она привыкла к резкости монсеньора, но на этот раз он показался ей более нервозным, чем обычно. Она молча остановилась перед ним в ожидании приказаний.
– Пришлите мне падре Томаса. И потом уберите все это, – показал Себастьяно на остывающий завтрак.
– Падре Томас в церкви. Принимает исповедь, – пробормотала монахиня.
– Он нужен мне здесь. Немедленно, – распорядился он тоном, не допускающим возражений.
Сестра Имельда наклонила голову в знак повиновения и исчезла так же тихо, как появилась.
Падре Томас, человек очень образованный и исполнительный, был секретарем монсеньора Бригенти.
Себастьяно прошел в спальню и сменил церковное облачение на костюм из коричневой шерсти и трикотажный джемпер. Из маленького сейфа, спрятанного за репродукцией «Мадонны со щегленком», достал швейцарские и итальянские банкноты, которые сунул, не считая, во внутренний карман пиджака.
Когда Себастьяно вернулся в кабинет, падре Томас уже ожидал его. Он был похож скорее на молодого семинариста, чем на священника – светловолосый, высокий, слегка сутуловатый. Лицо его было усеяно угрями, а внимательные живые глаза и тонкие губы, казалось, готовы в любой момент к улыбке. Себастьяно заметил его в Ватикане, привез с собой в Милан, а потом и в Лозанну. Пока у него не было причин разочароваться в своем помощнике.
Усевшись за письменный стол, Себастьяно протянул падре Томасу несколько исписанных от руки страниц, которые он подготовил за прошлую ночь.
– Отпечатайте их на машинке лично и пришлите мне, – приказал он, передавая ему листы. – Отмените все мои встречи на сегодня и на ближайшие два дня.
Падре Томас кивнул, сдерживая снедавшее его любопытство.
– Положитесь на меня, – сказал он.
– Я еду в Италию, – сообщил Бригенти, – по важному и срочному делу. Никто, кроме вас, не должен знать об этой поездке. Рассчитываю на вашу сдержанность.
– Не беспокойтесь на этот счет.
Себастьяно огляделся кругом, словно ища забытый предмет.
– Позвоните профессору Мингарди, – добавил он. – Скажите ему, чтобы он подъехал прямо на летное поле, и как можно скорее.
– Вы отправляетесь на самолете? – вопросительно вскинул брови молодой человек, скорее из любопытства, чем от мысли о риске, связанном с перелетом в военное время.
– На самолете синьора Дубланка, – уточнил Бригенти.
– Понимаю, – пробормотал падре Томас, который не разделял фамильярности, с которой его принципал обращался с банкиром. – Я буду молиться за вас, – добавил он.
– Да услышит вас бог, – ответил тот, изобразив на лице улыбку.
Прибыв в аэропорт на машине, предоставленной в его распоряжение Дубланком, Себастьяно встретил профессора Мингарди, который уже ожидал его.
Он взял друга под руку, и вместе они зашагали к взлетной полосе, где наготове стоял самолет.
– Арестовали Пьер-Джорджо, – вполголоса сообщил он.
– Когда? – обеспокоенно спросил профессор.
– Вчера в Милане, – ответил Себастьяно. – Они обыскали его квартиру.
– Этого следовало ожидать, – кивнул Мингарди. – Но Пьер-Джорджо – человек разумный. Он никогда не будет держать дома ничего компрометирующего. Меня больше беспокоит допрос. Эти люди не знают жалости.
Профессор Мингарди был теоретиком права, известным специалистом по гражданскому и уголовному законодательству.
– Первое, что надо сделать, это предупредить его связного в Комо. Пусть позаботится, чтобы исчезли материалы, которые могут вовлечь других людей, – подсказал прелат.
Антифашистская организация, в которой состоял профессор Мингарди, не занималась пропагандой и не планировала вооруженной борьбы. Она преследовала скорее гуманитарные цели, помогая преследуемым за политические убеждения и жертвам расовой ненависти. Римская церковь, не вмешиваясь в ее деятельность официально, способствовала созданию фронта солидарности, чем и занимался в Лозанне монсеньор Бригенти, который был связан, среди прочего, и с этой организацией. Прибыв в Лозанну, он связался с профессором Аугусто Мингарди, как ему было предписано в Риме. И почти сразу обнаружил, что одним из вдохновителей этой подпольной организации был Пьер-Джорджо Комотти.