Ева Модильяри - Черный лебедь
В этот момент хриплый голос объявил:
– Вы арестованы за непристойные действия в публичном месте.
И пока отпрянувший Лучано не очень удачно изображал недоумение, двое полицейских в штатском встали по бокам Пьер-Джорджо и схватили его за руки. Его тут же обыскали и нашли в кармане пакетик кокаина, которого там не должно было быть, – Комотти даже не пробовал его ни разу за всю свою жизнь.
– Непристойные действия, – повторил тот же голос, – и незаконное хранение наркотиков. Все это будет внесено в протокол.
Пьер-Джорджо не протестовал, не реагировал на происходящее. Он только взглянул на Лучано, который стоял в стороне с обиженным лицом, и прошептал ему тихо:
– Иуда.
Комотти увели под охраной двух полицейских, а его друг беспрепятственно удалился в другую сторону.
Кабинет адвоката Джузеппе Аризи носил на себе отпечаток старинной солидности: темная массивная мебель, дорогие, но потертые ковры, несколько полотен ломбардской школы на стенах и богатая коллекция курительных трубок в стеклянных футлярах.
Две старательные секретарши стучали на пишущих машинках в приемной, в то время как молодой поверенный говорил по телефону, проклиная вечные помехи на междугородних линиях. Анна сидела на диванчике в углу, перелистывая лежавшие перед ней на круглом столике старые номера «Доменика дель коррьере» и «Трибуна иллюстрата».
Будучи осведомленным о хороших отношениях, существовавших между его хозяином и адвокатом, Саверио позвонил ему по телефону. Узнав об аресте Пьер-Джорджо, тот не выразил никаких чувств и воздержался от комментариев. «Я посмотрю, что можно сделать», – торопливо ответил он и повесил трубку. Но на другой день, разговаривая с Анной по телефону, он пригласил ее зайти к нему в контору.
Пьер-Джорджо и Джузеппе Аризи были земляками. Оба родились в Бергамо, и семьи их почти одновременно переехали в Милан, где мальчики вместе посещали лицей Парини. Существовало нечто вроде землячества бергамцев, осевших в Милане. Они все знали друг друга, и хотя редко встречались, но в случае необходимости помогали друг другу. Поэтому Анна и решила встретиться с ним.
– Адвокат ждет вас, – пригласила ее пожилая, подчеркнуто строго одетая сотрудница, и через двойные двери Анна вошла в кабинет.
Джузеппе Аризи был на пять лет старше Пьер-Джорджо, но глубокие залысины на лбу и намечающаяся уже полнота делали его старше на вид. Пригласив Анну сесть, он выслушал те немногие подробности, которые она узнала от рассыльного из бакалейной лавки.
– Мне придется задать вам несколько вопросов, – сказал юрист.
– Я в вашем распоряжении, – ответила Анна, которая сделала бы что угодно, лишь бы помочь Пьер-Джорджо.
– С какого времени вы живете у доктора Комотти?
– С прошлого июня. Я бы хотела уточнить, что мы только добрые друзья, – пояснила Анна, чтобы очистить почву от любых двусмысленностей.
– Я буду откровенен с вами до грубости, синьорина Гризи, – предупредил адвокат. – Это будет не слишком приятно, но позволит нам сэкономить время.
– Делайте то, что считаете нужным.
Джузеппе Аризи пристально посмотрел на Анну своими ясными блестящими глазами.
– Вам известно, что Комотти – гомосексуалист? – спросил он.
Анна чуть было не ответила утвердительно, но в последний момент решила сдержаться. Она не хотела лгать юристу, который был единственной надеждой, единственным якорем спасения в этом сложном деле, но и не могла утверждать с уверенностью то, что могло быть просто предположением.
– Я не могла бы сказать это с абсолютной уверенностью, – поколебавшись, нашла она выход.
Этот вопрос был ей неприятен, и, чтобы успокоиться, она закурила сигарету.
– А с тенью сомнения? – настаивал юрист.
– Это так важно? – попыталась увильнуть она.
– Мы стоим перед проблемой, серьезность и сложность которой, очевидно, ускользают от вас… – Взгляд его голубых глаз стал строгим и пронзительным. – Возможно, я был недостаточно ясен. Но я нуждаюсь в сотрудничестве, а не в умолчании и увертках. Необходимо, чтобы вы ответили на мои вопросы прямо. Вы привлекательная девушка и жили под одной крышей с Комотти. Хорошо знаете его и, вероятно, его друзей. У вас никогда не вызывало недоумение поведение Пьер-Джорджо?
– Только легкое подозрение, – ответила Анна в замешательстве. – Но я никогда не видела ничего такого, что позволило бы сделать определенное заключение.
Адвокат едва не потерял терпение.
– Тогда я буду более прямолинеен, – сказал он. – Пьер-Джорджо Комотти был захвачен в парке, на берегу пруда, во время интимного свидания с неким Лучано Кремонези, двадцати четырех лет, актером. – Адвокат прочел это с листа, лежащего на письменном столе. – Речь идет также о пакете кокаина, найденном в кармане пиджака Комотти, – добавил он.
– Пьер-Джорджо никогда не употреблял наркотиков, – резко возразила Анна, потушив сигарету.
– Откуда у вас такая уверенность?
Действительно, откуда? Как она могла гарантировать, что Пьер-Джорджо никогда не употреблял кокаин?
– Я не знаю, – откровенно призналась она.
– Вы не можете отрицать вероятной гомосексуальности и можете утверждать, напротив, относительно предмета гораздо более тяжкого и деликатного, – заметил юрист.
Анна закрыла лицо руками и расплакалась.
– Извините меня, адвокат. Я растеряна и огорчена. И главное, я очень хотела бы помочь другу, который столько сделал для меня.
Адвокат Аризи успокоил ее улыбкой.
– Я полностью отдаю себе отчет в вашем душевном состоянии. Но мне в самом деле нужно ваше сотрудничество.
– А если кто-то просто пытался скомпрометировать его? – предположила Анна, осушив платком слезы.
– Это вполне возможно, – согласился адвокат.
– Его молодой друг? – предположила Анна.
– Не исключено, – пожал плечами Аризи.
– Но почему?
– Всегда есть причина, чтобы предать, – ответил он. – А когда ее нет, ее выдумывают.
– Известно что-нибудь об этом Лучано Кремонези?
– Практически все.
Анна закурила новую сигарету.
– Он актер, верно?
– Актер, подающий надежды, гомосексуалист, наркоман. Он был задержан несколько дней назад, а потом необъяснимым образом отпущен. Возможно, в обмен на донос. Не исключено, что он обменял свою безнаказанность на голову нашего друга.
– Это месть?
– Возможно, месть отвергнутого любовника. В непостижимых лабиринтах человеческой души встречаются иногда самые отвратительные виды гнусностей.
Анна взглянула на стену напротив, где висела картина, изображающая мирную деревенскую сцену.
– Возможно, это моя вина, – сказала она. – Пьер-Джорджо пришлось расстаться с ним, когда я попросила меня приютить. Помнится, я видела мельком молодого человека, который уходил, когда я явилась к Комотти.
