Лаура Дейв - Давай отпразднуем развод

– Джорджия, – говорит она. – Послушай меня секундочку. Ты опережаешь события. Если ты до него не можешь дозвониться, значит, он, возможно, в самолете. Ты об этом не думала?

– Думала, конечно, но ты так говоришь, словно тебе именно этого и хочется. Словно ты не думаешь, что мне без него лучше.

– Я никогда такого не говорила.

– И не нужно.

Гвин размышляет над словами Джорджии, и ей не хочется, чтобы они оказались правдой. Если же все так и есть, она не справилась с поставленной задачей: Гвин хотела воспитать детей не так, как воспитали ее. Ей хотелось, чтобы дети получали только то, чего они сами для себя хотят, даже если она с ними не согласна и не на это надеялась. Ей казалось, что в основном у нее все получалось, но, видимо, нет. Нет, раз ей не удалось их убедить в том, что она всегда за них горой, несмотря ни на что.

– Просто тебе кажется, что мы такие же, как вы с папой, – говорит Джорджия. – Но это не так.

– О чем ты?

Джорджия замолкает.

– Ты думаешь, я люблю его больше.

Гвин не может посмотреть Джорджии в глаза, так как увидит, как они горят. Грустно. Больно. Может, она обиделась, но думает лишь о том, как избежать таких ситуаций? Как вытащить дочь из депрессии? Если она уже переживала такие грустные моменты, то матери хочется их вернуть, все вернуть и взваливать эту ношу на себя. Принимать другие решения, быть храбрее, предпринять какие-то действия, чтобы дочь понимала, что достойна самого лучшего, и не пыталась от этого отказаться.

Гвин убирает мокрые волосы с шеи и ждет пару минут, чтобы снова заговорить, ждет в надежде, что небольшая передышка поможет Джорджии услышать маму, поможет Гвин услышать саму себя. Но понятия не имеет, что сказать. Какие слова ободрят дочь? Она никого не напугает, произнеся их вслух?

– Ты знаешь, что была зачата на концерте Пита Сигера?

Джорджию передергивает.

– Мм, нет. И желательно, чтобы я такого больше не слышала.

– Почему я тебе никогда не говорила?

– Я не спрашивала.

– Ну да. Вечер так хорошо начинался. Мы поехали его послушать на север штата Нью-Йорк. Не помню названия, но где-то рядом с Бикон, в штате Нью-Йорк. Ночь выдалась чудесной. Звездное небо, красота. Только мы с твоим отцом начали из-за чего-то ругаться. Мелочь какая-то, но я побежала к машине вся в слезах. Я тогда еще очень боялась, что из-за ссор мы можем расстаться, и, когда он подошел к машине, я на него, можно сказать, набросилась.

– О, боже! – Джорджия закрывает руками уши. – Чем я заслужила все эти признания? Зачем ты это рассказываешь?

Гвин усаживает дочь на кровать, собираясь возобновить возню с застежкой.

– Просто, – говорит Гвин, – мои родители никогда мне ничего не рассказывали. Все держалось в секрете, в тайне. И я вечно напоминала себе о собственном обещании: когда у меня будет своя семья, все будет по-другому. Я хотела вам все рассказывать. Даже мелочи, как историю про концерт. Потому что это помогает узнать о себе что-то новое. Ведь, может, именно поэтому ты так любишь музыку.

– Маловероятно.

– И все же. Думаю, у меня не вышло быть открытой?

Она разворачивает Джорджию боком, медленно высвобождая «молнию».

– Если бы у меня получилось, вы с Нейтом были бы более открытыми. Думаю, когда вы вернетесь домой, все прояснится. Если так и есть, вы в безопасности. Если нет, столкнетесь с проблемами.

– Ты правда так думаешь?

Гвин смотрит на дочь и пытается заглянуть ей в глаза.

– Я думаю, что нет черной и белой полос. И чем скорее мы перестанем бояться того, как все должно случиться, тем счастливее будем.

Джорджия улыбается Гвин и кладет ей руку на голову.

– Вау.

– Что?

– Ты как буддистка, мама.

– Не надо. – Гвин качает головой и отводит взгляд.

– Нет, серьезно, – продолжает Джорджия и улыбается еще шире. – Папа поразится. Ты теперь понимаешь в буддизме больше, чем он. Может, на наших глазах произойдет двойное обращение. Разве не грандиозно? Тогда у вас уже и нет причин разводиться, дорогие мои.

– Ладно, хватит, – говорит Гвин. – Помоги мне.

Джорджия втягивает живот, насколько это возможно при беременности, пытается стоять ровно-ровно. И наконец у Гвин получается. Она тянет, потом еще раз – и застегивает «молнию».

– Получилось.

Джорджия стягивает платье, чтобы оно потуже сидело на бедрах, и идет посмотреться в зеркало, оценить, как она выглядит в застегнутом платье.

– Неплохо? – спрашивает Гвин.

– Неплохо.

И тут заходит Томас.

Он в костюме; не при галстуке, но в костюме. Он смотрит то на Гвин, то на Джорджию.

– Ой, простите, – говорит он. – Не хотел мешать. Я тебя искал.

Он обращается к Гвин, она это понимает по мягкости его голоса. Томас пришел провести с ней время, полежать вместе, как раньше. Только сейчас Джорджия смотрится в зеркало. И никто не попросит ее выйти. Томас переглядывается с Гвин и показывает на дверь за собой.

– Ладно, увидимся внизу, – говорит он.

Гвин кивает, сидя на краю кровати, и улыбается.

– Увидимся внизу, – отвечает она.

Перед уходом Томас улыбается, улыбается тому, что она сидит в полотенце.

– Замечательно выглядишь, – шепчет он.

– Спасибо, – шепчет она в ответ.

Гвин смотрит, как ее муж уходит.

Мэгги

Мэгги взяла с собой лишь небольшую сумку, которую даже не успела распаковать, а сейчас уже везет обратно. Ее наряд на сегодняшний вечер лежит сверху: майка цвета слоновой кости и зеленая юбка по колено, серьги с речным жемчугом лежат в небольшой металлической коробочке. Нейт купил их в прошлом году в Беркли. Серьги. Она между делом сказала, что увидела в магазине очень симпатичные, но слишком дорогие серьги, и Нейт вернулся их купить, сделал Мэгги сюрприз. То ли она плохо их описала, то ли он не так расслышал, но вернулся Нейт с другими серьгами: длинными подвесками с черными опалами и жемчужинами. Ей они понравились даже больше, чем те, которые она тогда заметила. Они каждый раз напоминают Мэгги о том, как Нейт вернулся ради нее в магазин, пытаясь ее побаловать, так как она сама себя побаловать не может.

Сейчас Мэгги вынимает серьги из сумки и оставляет на комоде за оранжевой кружкой «Стилерс», где он их не найдет. Затем спускается по черной лестнице. Нейт все еще в душе. Почему она крадется, как преступник? Зачем? Ведь это все Нейт начал. Да, она его бросает, но Мэгги от этого не легче. В чем смысл его винить? Мэгги кажется, что у нее нет другого выбора. Ей сложно представить, как он выходит из душа с повязанным вокруг талии полотенцем и ждет, что она все еще будет сидеть на кровати. Нейт ждет разговора, ждет, что они попытаются прийти к какому-то решению. Но вместо этого на кровати он увидит записку, где она написала, что не может этого сделать. По крайней мере, не сегодня. Возможно, ей будет легче во всем разобраться в Бруклине. Дома в Ред-Хук. Возможно. А сейчас ей просто нужно идти. Она это ясно понимает.