Лаура Дейв - Давай отпразднуем развод

– Теперь у тебя есть эта возможность, Мэгги. Уйти.

– Думаешь, я ее искала? – спрашивает она.

– Думаешь, ты ею не воспользуешься? – отвечает он.

Затем Нейт замолкает, и в тишине Мэгги вместе с болью и грустью испытывает какое-то освобождение в груди – похоже, облегчение. Она может идти. Мэгги оглядывается на ресторан. Наблюдает за очертаниями горизонта к северо-востоку от Монток-пойнт, за утесами и скалами, которые едва видны из-за тумана.

Она наблюдает, пока их еще видно. Очертания дома. Там ее кошелек, вещи, то, что помогло бы ей отсюда убежать. Мэгги уходит.

Часть 3

Празднование развода

Гвин

Если окончание чего-то заставляет думать о его начале, тогда можно понять, почему Гвин стоит под душем и думает о дне свадьбы. 23 сентября 1972 года: никакого памятного фотоальбома, никакого объявления в «Нью-Йорк таймс». Они отказались от пышного бракосочетания и сопровождающей его шумихи. Отчасти Гвин было все равно, отчасти ей казалось, что такая церемония может принести неудачу. Не нужно делать слишком много шума из того, что посчастливилось найти. На свадьбе присутствовали лишь несколько человек: родители и сестры. Все стояли на скале. И смотрели вниз на океан. Все утро Гвин готовилась к свадьбе, а потом спустилась вниз в сад. Она надела желтое хлопчатобумажное платье, которое купила в городе за шестьдесят пять долларов. Томас стоял босиком, на нем были льняные брюки и широкая белая рубашка, застегивающаяся на все пуговицы. Их венчал ее отец, упомянув Бога только в конце речи. Они уступили. Уступил и отец: вся церемония длилась пятнадцать минут. Затем долго гуляли по пляжу и на обратном пути зашли в кафешку на Олд-Монток-хайвей, чтобы поесть чизбургеров.

Свадебный банкет состоял из чизбургеров, острой жареной картошки, кока-колы и шоколадного печенья.

Гвин выходит из душа и начинает вытираться. Она поднимает витражное окно и высовывает из окна руку. На улице сыро. Скоро пойдет дождь. Скоро будет дождь, и, судя по замысловатым цветам на небе, гораздо сильнее, чем передавали по радио. Она все еще может переиграть и провести прием в доме, но ей этого не хочется. Даже если шатер упадет. Даже если он упадет на всех гостей. Что-то мешает ей провести прием в доме, но Гвин не может понять, что именно. В любом случае неважно. Ей не нужны причины. Если кому-то будет некомфортно и холодно, может пойти домой. Сегодняшний вечер для нее, только для нее. И Гвин будет действовать так, словно это правда. Она будет постоянно повторять себе, что это правда, пока сама не поверит.

По пути в спальню она слышит, что там кто-то есть, и надеется встретить там Томаса. Много лет они, уже полностью одетые, всегда, перед любой вечеринкой, даже в собственном доме, немного лежали на кровати. В прошлом году Гвин впервые поняла, что правда теряет Томаса, это был знак. Он все еще ходил с ней в гости, на свадьбы и другие обязательные встречи, но больше не заходил в спальню, не вел с ней задушевных бесед шепотом на подушках, которые всегда ей нравились. Гвин кажется, Томасу это просто напоминало, что раньше каждой ночью они оставались наедине. Только вдвоем. Для них это было важнее всего.

Поэтому когда она услышала в спальне шум и какое-то движение, ее сердце невольно застучало. Но в комнате Томаса нет. Только Джорджия. Джорджии, балансирующей у стойки кровати, не удается дотянуться и застегнуть «молнию» на спине: сломалась застежка на платье в цветочек. Джорджия не оборачивается, продолжает теребить «молнию», но, видимо, ощущает присутствие Гвин, так как начинает говорить:

– На прошлой неделе было как раз, а сейчас уже слишком мало. Семь чертовых дней. Вещи не должны так быстро меняться.

Гвин идет к дочери.

– Сейчас все исправим, – говорит она.

– Как, мам? Как ты собираешься это сделать?

Гвин садится на край кровати и повязывает полотенце на шее, на груди, Джорджия подходит ближе, так Гвин лучше видна «молния» – ткань застряла.

– Я просто не знаю, что происходит, – говорит Джорджия. – Люди здесь должны научиться лучше друг другу врать. Или, по крайней мере, говорить тем, кто знает правду, что проболтаться ни в коем случае нельзя.

– Что сказал тебе отец? – спрашивает Гвин и чувствует, как лицо покрывается румянцем от мысли, что Джорджия видела Гвин с Томасом на крыльце.

– Папа? – Джорджия поворачивается и смотрит на Гвин. – Я говорю о твоем сыне. Твоем сыне и его невесте. Я говорю об ужасном стечении обстоятельств, в которых я невольно замешана. Он не сказал ей о Райан. Ты знала?

– Да, он мне сказал.

– Кто-то должен был мне сказать!

Гвин кладет руку на спину Джорджии и начинает возиться с «молнией»: сначала медленно ее опускает, потом вынимает ткань. Гвин сосредоточенно думает над тем, что сейчас скажет дочь.

– Мы только что ходили в «Хаус».

– Ресторан Райан?

– Да, ресторан Райан. Со мной или без меня, Мэгги бы все равно туда пошла, потому я решила, что мне лучше съездить. Когда мы приехали и она пошла в ресторан, я позвонила Нейту. Ничего лучше не смогла придумать. – Джорджия замолкает. – Они вернулись. Я слышала, как они вернулись, поэтому побежала сюда. Побежала, не застегнув до конца «молнию», и сейчас ее заело.

Гвин пытается представить, о чем говорили девушки, о чем сейчас говорят Нейт и Мэгги и могли ли оба разговора закончиться хорошо. Гвин смотрит на дочь.

– Он должен был ей сказать. Еще давно. Тебе правда не стоит себя винить. Хорошо, что все выяснилось. В этом нет твоей вины.

– Нет. Виновата ты.

– Я?

– Из-за сегодняшнего события происходит много всего плохого. Из-за празднования развода много что происходит.

– Празднования развода? Как это связано?

– В воздухе витает какое-то особое настроение. – Джорджия начинает очень горько, навзрыд плакать, обессиленно садится матери на колени. – Не могу дозвониться до Дэниса.

– Понятно.

Гвин обнимает дочь. Джорджия качает головой, вытирает глаза.

– С тех пор как он уехал, все стало сложнее, и когда я здесь, мне действительно плохо. Из-за этого я гадаю, мы правда счастливы вместе или он в любую минуту позвонит и скажет, что остается в Небраске с какой-то девушкой с асимметричной стрижкой, несчастной снобкой и бывшей хипстершей, которая переехала в Омаху только из-за того, что в Нижнем Ист-Сайде закрывают все нормальные концертные площадки, чтобы строить на их месте «синие башни»[17]. Отстой, но так и есть.

– О чем ты?

Джорджия понурилась.

– Я ни в чем не уверена.

Гвин гладит дочь по спине и затем поднимает ее на ноги, при этом застегивая «молнию».

– Джорджия, – говорит она. – Послушай меня секундочку. Ты опережаешь события. Если ты до него не можешь дозвониться, значит, он, возможно, в самолете. Ты об этом не думала?