Анна Богданова - Самый бешеный роман
Тогда я ощутила очень странное чувство – эта девчонка говорила хорошо знакомым мне голосом, но я-то ее совсем не знала. Наконец она встала, схватила меня за рукав и потащила за свой столик, в то время как студенты не отводили от нас недоуменных взглядов.
– Ты что, мать, совсем умом тронулась?! Это же я, Овечкин! – прогнусавила девица. – Не узнала, что ли?
– Же-еня… – слабо проговорила я предсмертным голосом.
Я не могла очухаться минут пять и привыкнуть к тому, что рядом сидит вроде бы Овечкин, но с другой стороны, совсем не Овечкин.
– Что это ты так вырядилась-ся? – Честно говоря, теперь я не знала, как называть Овечкина – «он» или «она». Я находилась в полном замешательстве.
– Теперь я буду ходить так всегда! – вызывающе восликнул(а) он(а).
– Да что стряслось-то?
– Девчонки придут, расскажу. Чего я, как дурочка, буду два раза одно и то же повторять?!
Сам себя Овечкин ощущал в женском роде. Стало быть, вжился в роль.
– Где такое платье надыбал-ла?
– Что, только платье?! – обиделся(лась) Овечкин(а). – Ты посмотри, какие на мне чулки! Фильдеперсовые!
– Чулки? Но в них ведь неудобно! – попыталась возразить я, но тут же вспомнила, что Овечкин(а) не переносит колгот после свершившегося над ним насилия со стороны сорокадевятилетней вдовы.
Мы еще минут десять мило беседовали о чулках, колготах, нижнем белье. Потом пришла Икки и буквально через минуту заявилась Пулька, как всегда, проклиная московские пробки.
– Ничего! Сегодня опять промоталась зря – работы приличной нет. Ужас какой-то! Мамаша уже рычит на меня! Ну да ладно! – тараторила Икки. – Это твоя новая подруга, да, Мань? Хорошо, что пришла. Тебя как звать-то? Будешь сегодня вместо нашей беременной отщепенки-балалаечницы. Она сказала, что не придет, потому что не намерена нюхать наш сигаретный дым. Нет, представляете?! Вот наглость-то! Сама нас на это подсадила, а теперь нюхать отказывается. Так как тебя зовут-то?
– Ее зовут Женя Овечкин, – сказала я.
– Чего? – не поняла Пулька.
– Какая Овечкина? – пробасила Икки. – У Женьки сестра, что ль, есть?
– Это – Овечкин, – членораздельно повторила я.
В общем, они отреагировали на преображение Овечкина так же, как и я двадцать минут назад. Когда наконец они поняли, что к чему, он (она) начал(а) свой рассказ:
– Я поняла, почему у меня до сих пор нет мужчины, – сказал(а) Овечкин(а).
– Почему?
– Потому что я не женщина, – сказал(а) он(а) таким тоном, будто хотел(а) сразить нас наповал.
– Ерунда какая! – возмутилась я.
– Ничего не ерунда. Смотри, как на меня глазеют те два парня, – они буквально раздевают меня взглядом! У меня еще никогда такого не было!
– Кстати, я давно заметила, что мужиков намного больше притягивают особи своего же пола, переодетые в женскую одежду. Особенно, если они об этом не знают. Помните «В джазе только девушки»? – спросила Икки.
– И все-таки я не пойму, к чему ты клонишь? – допытывалась я.
– Я сегодня вам наконец хочу сказать, что накопил нужную сумму для операции по смене пола.
– Овечкин, ты с ума сошел?! – воскликнула я.
– Мы его теряем, – грустно сказала Пулька.
– Я ничего не понимаю, – сдавленным голосом проговорила Икки.
– И не надо меня отговаривать. Подготовка к операции начнется через три месяца.
– Какая подготовка? – испуганно спросила Икки.
– Ну, гормонотерапия там, и прочее…
– Не делай этой глупости, Овечкин, – умоляюще пролепетала я. – Они ведь очень мало живут, ну, эти, переделанные.
– Лучше прожить маленькую, но счастливую жизнь, чем сто лет мучиться! И потом, чего вы так переполошились? Все складывается очень удачно – даже имя не надо менять – буду Женей Овечкиной.
– Нет, я не могу в это поверить! Ну как же это может быть? Мы все к тебе так привыкли! А ты… Ты настоящий предатель! – трещала Икки.
Мы еще долго обсуждали новость Овечкина, с жаром отговаривали его не делать такой бессмысленный шаг в жизни, которая дается только раз, но все без толку – он намертво вцепился в свою глупую идею.
– Ладно, – наконец сказала Пулька и вдруг спросила, как у меня дела с Кронским. Я и боялась этого вопроса, и одновременно ждала его: странное было чувство – меня так и распирало все рассказать, но в то же время было очень стыдно.
– Ну-у-у, – неопределенно протянула я, думая, как бы лучше поступить, но вдруг в одну секунду моя голова освободилась от каких бы то ни было сомнений, и я выложила все, что стряслось в тот самый день, когда я увлеченно приближалась к кульминационному моменту своего романа, и как на словах «печалит меня» неожиданно зазвонил телефон; и про салат «Уходящая осень», и про настоящий ресторан, куда меня не хотели пускать поначалу… Не умолчала я и о туалете.
После изложения своего насыщенного рассказа я выжидающе смотрела на них. Что-то они мне скажут теперь? Наверняка стыдить начнут, хотя после Женькиной новости моя кажется совсем невинной.
– Тебе надо с ним расстаться. Это до добра не доведет, – вынесла свой вердикт Пулька.
– Но почему сразу расстаться? – жалостливо спросила я. – Ну, может, это случайно так получилось. Может, потом будет все нормально.
– Не будет ничего нормального. Я знаю таких типов. Он – извращенец.
– Но я его люблю, – чуть не плакала я.
– Глупости. – Пулька была непреклонна.
– Ну что ты на нее набросилась? – заступился(ась) Овечкин(а). – В конце концов, главное – общение. И если по-другому с ним не пообщаться, то почему не пойти на некоторые незначительные жертвы? Она ведь любит его!
– Эти жертвы ей дорого обойдутся! Сначала мужской туалет, потом парки, леса, поля. Кончится это все тем, что она застудит придатки. И это в лучшем случае. Сейчас не лето. А потом, это антисанитарно! В таких местах!
Они говорили обо мне в третьем лице, будто меня тут вовсе не было. Я не выдержала и сказала:
– Он мне уже четыре дня не звонит! Может, он мне вообще больше никогда не позвонит!
– Было бы хорошо, – процедила Пулька.
– Ничего хорошего, – наконец вступила в разговор Икки. – Она его любит, мучиться будет. Ну, подумаешь, в туалете. Ведь все обошлось, правда, Мань?!
– Да-а-а, – я была готова разреветься.
– Сегодня обошлось – завтра не обойдется. И потом, не в обиду сказано, Икки, но кто бы говорил!
– А что такое?! – возмущенно спросила Икки.
– Не знаю, но мне кажется, в нашем содружестве все сошли с ума: один задумал переделываться в женщину, другая в туалетах отдается, третья рожать собралась, а про тебя, Икки, я вообще молчу. Одна я нормальная.
– Со своим анестезиологом, – ввернула Икки.
– Я позавчера его бросила. Надоел он мне пуще пареной репы.
