Сьюзен Кэрролл - Жена Для Чародея
– Медлин, я думаю, будет лучше, если я просто покажу вам.
Прежде чем она успела возразить, Анатоль уселся на край постели и стал быстро снимать сапоги и рубашку. Когда его руки потянулись к пуговицам на панталонах, Медлин тихонько ахнула. Впрочем, хотя Анатоль часто жалел о несовершенстве своего лица, тела ему никогда не приходилось стыдиться.
Сняв панталоны и бросив их на пол, он повернулся к Медлин, готовый к тому, чтобы отвести ее руки со стыдливо закрытого лица - но девушка, не отрываясь, смотрела на него расширенными глазами.
Медлин тоже полагала, что ей следует закрыть лицо руками или хотя бы отвернуться, но не смогла сделать ни того ни другого, хотя густо покраснела. Любопытство всегда было ее грехом.
Она знала мужское тело лишь по произведениям искусства… но одно дело - холст или мрамор, и совсем другое - шесть футов и два дюйма обнаженной мужской плоти.
Анатоль и одетым выглядел весьма внушительно. Когда Медлин увидела его нагим, у нее ослабели колени. Невероятной ширины плечи, мускулистая грудь, покрытая темными волосами, плоский живот, стальные бедра и икры, нигде ни капли жира - он был похож на античного героя.
Взгляд Медлин, однако, был прикован к той части тела, которую совсем иначе изображали на картинах.
– Все распухло. Это больно? - в ужасе прошептала она.
– Эта болезнь легко излечима, - со скупой усмешкой произнес Анатоль. Он шагнул ближе, и при виде огня, пылавшего в его темных глазах, сердце Медлин забилось, словно птица в клетке.
– Теперь ваша очередь, - прошептал он.
– О, нет! - Медлин отпрянула, охватила руками грудь, словно защищаясь. - Пожалуйста… Я не могу.
Анатоль легко удержал ее, положил руку на плечо.
– Вы должны, дорогая, иначе у нас ничего не получится.
В первый раз она услышала от Анатоля ласковое обращение, хоть и произнесенное отнюдь не нежным тоном. Слово «дорогая» не избавило Медлин от смущения, но на сердце у нее потеплело.
Она вынудила себя опустить руки.
– Тогда погасите свечу.
– Но я хочу вас видеть.
– Не надо, - несчастным голосом возразила Медлин, вспомнив, как нелестно отозвался Анатоль о ее хрупкой фигурке. - Вы будете разочарованы. Вы ведь уже говорили, что я для вас слишком мала и худа.
– Тогда я был близоруким идиотом. Сняв с вас этот отвратительный корсет, я понял, как ошибался.
– Корсет? - Подозрения Медлин обратились в твердую уверенность. - Значит, вы все-таки были у меня в комнате прошлой ночью?
На миг показалось, что Анатоль станет все отрицать… но он лишь пожал плечами:
– Я увидел, что вы спите, закованная в это орудие пытки, и решил облегчить вашу участь.
– Но как вы попали в комнату?
– Между спальнями есть дверь.
– Я знаю, но она была заперта с моей стороны. Может быть, вы призрак, умеющий проходить Сквозь двери? - с улыбкой спросила она.
Анатоль не улыбнулся в ответ.
«Он что- то скрывает», -подумала Медлин, и ей показалось необычайно важным узнать все до конца.
– Как вам удалось раздеть меня так, что я не проснулась? Почему вы меня не разбудили? Что вы делали в моей комнате в такое…
– Довольно! - вскричал Анатоль. - Ваши вопросы способны убить всякое желание. Поймите же - то, что происходит между мужчиной и женщиной, не нуждается в словах.
– Но…
– Молчите! - Он зажал ей рот поцелуем, не грубо, но решительно.
Странно, но в этот миг пламя свечи затрепетало, словно от дуновения ветра, и погасло. Медлин подумала, что Анатоль снова зажжет свечу, но он этого не сделал. Теперь он, как видно, сам предпочитал темноту свету, как предпочитал молчание разговорам.
Медлин твердила себе, что придает слишком большое значение тому, что произошло в ее спальне. Анатоль просто сделал так, чтобы ей было удобнее спать. Вполне разумный поступок. Но тогда почему образ Анатоля, склонившегося над ее постелью, так волнует и даже пугает Медлин? Как будто все, недосказанное Анатолем, окутывало его плащом мрачной тайны.
Когда он повернул Медлин спиной к себе, чтобы расшнуровать платье, девушка пожалела, что в комнате темно. Теперь ей хотелось яркого света. Темнота делала Анатоля совсем чужим, словно он и вправду был призраком… а шнуровка слишком уж легко подчинялась его пальцам.
Одна за другой все ее одежды упали на пол, и когда Медлин осталась лишь в невесомой ночной рубашке, ее охватил настоящий ужас.
– Анатоль, - не выдержала она, - я не могу сделать этого, не зная… Если вы не скажете мне… Что сказать? Медлин и сама этого не знала. Анатоль спустил рубашку с ее плеча, коснулся нагой кожи горячими, словно раскаленными губами, и девушка услышала его шепот:
– Не все можно объяснить словами, Медлин. Многое надо познать на опыте.
Он снял рубашку. Обнаженная, дрожащая, Медлин казалась себе уязвимой и беспомощной как никогда в жизни. Анатоль медленно повернул ее лицом к себе, но глаз его не было видно - лишь два огонька слабо мерцали в темноте, словно и впрямь глаза призрака.
Анатоль привлек ее к себе. Когда их обнаженные тела соприкоснулись, Медлин ахнула, и ощущение призрачности исчезло без следа. Плоть, прильнувшая к ее нагой плоти, была реальной, сильной, живой.
Он отыскал губами ее губы, раздвинул их, языком дразняще проникая во влажную глубину рта. Отчего-то Медлин подумала, что теперь понимает, как чувствовала Ева, пробуя на вкус запретный плод, страх и жгучий интерес.
На нее нахлынула волна совершенно новых, неизведанных ощущений. Анатоль все крепче прижимал к себе Медлин, наслаждаясь упругой податливостью ее юного тела. При всем своем невежестве Медлин все же осознавала, если ребенок образуется в чреве женщины, то ее тело должно неким образом соединиться с мужским.
И когда руки Анатоля крепко обхватили ее бедра, когда лона Медлин коснулась жаркая, отвердевшая от страсти плоть… тут-то девушка с отчетливой ясностью поняла, что именно сейчас произойдет.
Это открытие потрясло и ужаснуло Медлин. Никогда еще она не чувствовала себя такой маленькой и хрупкой, как сейчас, перед этим воплощением мужской мощи… но ее страх постепенно растворялся в ощущении сладкой тяжести, в тепле, которое рождалось в самой глубине ее тела.
Она чуть отстранилась и почти беззвучно выдохнула:
– Анатоль, пожалуйста, позвольте мне задать еще один вопрос! Мне будет больно?
Учащенное дыхание Анатоля прервалось, и он сжал в ладонях лицо Медлин. В этот миг он всей душой желал быть либо лучшим любовником, либо лучшим лжецом.
– Да, - сказал наконец Анатоль. - Думаю, в первый раз это будет больно. Прости меня.
Тогда Медлин схватилась обеими руками за его запястья, словно желала сдержать натиск мужской плоти, но прошептала:
