Маленькая женщина Большого - Мария Зайцева
Именно оно меня вводит в состояние ступора.
А еще слова этого жуткого мужика:
— Врач — это хорошо. Врач нам в самый раз…
31. Рабочие стрессы
В моей работе стрессов всегда вагонище. Это даже не удивляет, привычно. У меня еще со скорой есть внутренняя готовность к любому трешу.
И сейчас, несмотря на тихую, казалось бы, рутинную даже работу, мало что поменялось. Понимание, что в любой момент может случиться все, что угодно, стимулирует, знаете ли.
Так что, когда меня голую утащили прямо из больницы и повезли фиг знает, куда, я переживала, конечно, но внутренне была собрана.
Но ситуация, в которой оказываюсь сейчас, даже из моего треш-рейтинга выбивается.
Под дулом пистолета мне бывать случалось, но, черт, не в таких условиях!
Маленький домик, свет керосинки, дикие глаза диких мужиков… И широченная спина моего Зевса — единственное, что защищает.
Страшно так, что сердце леденеет.
— А ты кто? — спрашивает жуткий мужик, мягко поводя автоматом. И это медленное, ленивое движение заставляет завороженно следить за черным страшным дулом.
— Это… Фельдшер… — говорю я прежде, чем Зевс успевает открыть рот.
— Фельдшер… — эхом давит мужик, — нихера себе… А ну, сядь в угол, фельдшер. А ты, врач, иди сюда.
Зевс не двигается с места, спина его кажется каменной, непробиваемой. Но я слишком хорошо знаю, что может сделать один лишь выстрел из автомата, а уж тем более — очередью если. И потому, решительно выдохнув и сжав ручку рабочей сумки, я выхожу на свет.
В меня тут же впиваются взгляды мужиков. Они настолько плотные, что даже больно становится.
— Ты — врач? — чуть поднимает брови главарь, а я вздыхаю про себя.
Почему все так удивляются?
— Да, — говорю спокойно. — Я приехала в пациенту, к Николаю Семеновичу… Где он?
Оглядываю небольшую кухоньку, как принято в таких домах, совмещенную с залом. Кресло, где обычно сидит Семенович и смотрит телевизор, сейчас пустует…
Неужели?..
Твари, боже…
Человек войну прошел!
— Отдыхает твой дед, — отвечает главарь, — а ты другого пациента пока что посмотри. Сивый, покажи.
Один из мужиков, сидящих за столом, похабно ухмыляется:
— А чего Сивый-то? Давай я тоже покажу!
— Это потом, — обрывает главарь, — пусть сначала она делом займется. Все успеешь.
Я подхожу, ставлю сумку на стол, смотрю на второго мужика, машинально отмечая бледность, испарину и общее вялое состояние.
— Что случилось? — спрашиваю у него.
Сивый, недружелюбно зыркая, нехотя, с трудом, поворачивается, и я вижу, что правое бедро его перевязано грязной, пропитавшейся кровью тряпкой.
— Я не смогу осмотреть, пока он сидит, — говорю в пространство, — надо его уложить.
— Тебя надо уложить… — снова начинает озабоченный бандит, а главарь его прерывает, командуя Зевсу, молчаливо стоящему в углу. Лицо его — в мраке, только глаза сверкают. Боже, хоть бы не сделал ничего, дурак бешеный! У этих тварей оружие, нарвется же! Нельзя! — Давай, фельдшер, неси больного на шконку.
Зевс молча идет в мою сторону, деревянный пол прогибается под его весом… И выражение лица его жуткое такое!
Понимаю, что он сейчас что-то сделает, и застываю от ужаса и осознания, что ничего, вообще ничего не могу сделать! Никак не предотвратить!
Сама ситуация — острое, безумное дежавю.
И в прошлый раз это закончилось потерей!
Потерей самого близкого для меня человека.
Я не хочу, чтоб все повторилось!
Я не смогу еще раз это пережить!
Но осознание никак не помогает. В моей власти только следить и быть готовой. В этот раз хотя бы.
Открываю сумку, пытаясь своим копошением отвлечь главаря и второго бандита от действий Зевса, если он намерен что-то сделать… А он явно намерен! И даже не дает себе труд это скрывать! Глаза — сумасшедшие абсолютно!
Или это лишь мне очевидно?
В любом случае, я достаю из сумки тонометр, бинты, капельницу, роняю что-то, поднимаю, короче говоря, создаю движение, отвлекаю.
— Да я сам встану! Нехрен! — Сивый поднимается, а в следующее мгновение происходит сразу очень много вещей!
Из соседней комнаты, маленькой темной спальни, стреляют, попадая четко в грудь раненого бандита.
Зевс мягко, незаметно практически, становится между мной и главарем, дергает к себе Сивого из-за стола, опрокидывая его вместе с моей сумкой и разложенными лекарствами и инструментами.
Главарь дает очередь, попадая в грудь своему подельнику и, по касательной, Сивому, которого выстрелом из спальни отбросило в сторону.
Я понимаю, что главарь сейчас еще стрелять будет, и в ужасе дергаюсь к Зевсу. Не знаю, зачем. Прикрыть его? Толкнуть с линии обстрела? Дурость, конечно, но это чисто инстинкты. Те самые, что не сработали год назад…
Боже, сколько раз я в голове эту сцену перетирала! Сколько кошмаров видела! Вариантов развития событий, если бы я не была пугливой дурой. Если бы успела. Если бы…
Дурацкая присказка, ее папа никогда не любил. Он говорил, что у настоящего человека нет “если бы”. У него есть здесь и сейчас.
А я… Получается, я — не настоящая… Плохая.
И сейчас ничего сделать не получается…
Зевс с места не двигается вообще, просто стоит, сжимая за шею уже мертвого бандита, которого его же подельник прошил очередью из автомата, и смотрит, как главарь, выронив оружие, валится на пол.
Глаза его вытаращены. Верней, глаз. Один. Потому что во втором — нож.
Небольшой такой, чуть ли не игрушечный.
Когда он туда попал? Как?
Я не отследила даже момента, не поняла.
Все произошло в две секунды, даже странно, что столько событий, за такой короткий срок…
Зевс, мрачно отследив, как главарь, чуть подергиваясь, затихает полностью, навсегда, разжимает ладони, роняет второго бандита, даже не глядя на него больше, разворачивается ко мне.
— Ты как, Воробушек? Не зацепило?
— Нет… — я смотрю в его глаза, где на дне тлеют искры ярости, и не могу насмотреться. Боже… Живой. И я живая. Сценарий сломан, да?
— Это хорошо, — кивает он серьезно, — а то я боялся, что кинешься. Ты у меня — инициативная женщина, боевая.
— Это точно, — слышится из спальни надтреснутый голос Семеновича, — я тоже все боялся, что задену…
— Семенович! — я поворачиваюсь на этот голос, иду туда торопливо, — ты как? Живой?
— А чего мне сделается? — ворчливо отвечает Семенович, — они, как поняли, что я неходячий, так и оставили меня тут… Даже не обыскали, дураки. А я пока ждал удобного момента, тут и вы заявились. На их беду. Хорошо у тебя фельдшер ножи кидает. Белке в глаз попадаешь, парень?
— Не знаю, —
