Быть невесткой - Таня Балер
Тут я не стала оборачиваться и как-то оправдываться.
Нравится быть жертвой, выставляя меня ведьмой? На здоровье.
Но Алла Олеговна, снова оставшись с сыном наедине, времени не теряла. Не знаю, что именно она ему сказала и на какие точки надавила, но в машине он мне сказал то, что сказал бы любой любящий ребёнок.
— Может, мама права.
— Может. А в чём?
— Если ей так хочется самой накормить Алёну, потом вымотать и уложить спать, пусть развлекается. А мы выберемся куда-нибудь или дома вдвоём побудем.
— Хочешь побыть вдвоём, — задумалась я. Почему бы и нет? Свёкры ничего плохого ребёнку не сделают, а если ещё и Вячеслава Викторовича на подхвате не будет, то Алла Олеговна завоет, увидев, что вне своей кроватки по ночам её послушная внучка даёт жару. — Ладно. Когда?
— В следующую пятницу? Надо посмотреть, нет ли какого-нибудь концерта, билеты нам возьму.
— Или можешь дома меня напоить и развести на секс, — дала я разрешение.
В пятницу Вова забронировал билеты в кино, отвёз дочку своим родителям, и мы вместе поехали в кинотеатр, намериваясь позже выпить пивка под креветки и заняться незащищённым сексом. В нашем возрасте зачатие — работа не одного дня, так что можно уже начинать, чтобы к концу осени раскачаться и при благоприятных условиях зимой-весной узнать, что второе чадо заделано.
Кино посмотрели, вернулись домой, я отварила килограмм креветок в майонезе, пока Вова мылся и брился, чтобы не тереть мне кожу в чувствительных местах щетиной во время ночи любви, когда нам не придётся прислушиваться, спит ли уже имеющийся у нас ребёнок.
Но до любви не дошло.
И не потому, что мне к морепродуктам захотелось сока, и полтора литра пива ушли в мужа. Это не та доза, чтобы он был не в состоянии выполнять супружеский долг, да и я не настолько налопалась, чтобы бояться качки и горизонтальных танцев.
Всему виной звонок встревоженных Бессоновых старших, которым показалось, что самый младший член их рода заболела.
В тот вечер они звонили нам дважды.
Приняв первый звонок, я вышла из кинозала, чтобы чего-то испугавшаяся Алёна услышала мой голос и перестала плакать.
А ответив на второй, мы отправились за дочкой.
— Она устала, плакала недавно, от этого всегда горячей кажется, — пощупав вялую дочь, сказал Вова.
— Полчаса назад температура была 37,2. Не стала сбивать, а то ещё обвинять начнёте, что я её таблетками травлю и от вас болезнь скрываю, — ответила ему мать.
— А что на ней надето? — удивилась я оранжевому комбинезону, которого раньше не видела.
— Я купила! Она наша единственная внучка, у неё должны быть свои вещи у нас в квартире!
Произносила Алла Олеговна это так, будто её в чём-то обвиняют.
— Алюся, всё нормально, — заметил её состояние свёкор.
— Вы устали, заберём Алёну домой и там разберёмся, болеет она или нет, — ответила я.
Так мы и сделали.
А уже у нас Вова заметил, что на правом рукаве наряда дочки не хватает пуговички.
— Мама с рук бы не купила. Отдал кто-то из знакомых? — показав мне торчащие нитки, предположил он.
— Не думаю. Это для меня она ещё могла ношеное взять, а для Алёны бы только новое. Может, ей скидку дали за брак?
Признаков хвори мы, к слову, у дочери не нашли.
Зато на следующий день в горшке нашлась пуговица.
Я без задней мысли показала мужу то, куда она пропала.
Это ребёнок, всякое бывает. Алёнка и под нашим присмотром, что только не засовывала себе в нос и рот.
Мы с Вовой только улыбнулись.
И я не сомневаюсь, что своей матери он в укор мою находку не поставил.
Но она восприняла это как обвинение в халатном отношении.
Тем же вечером позвонил Вячеслав Викторович и сообщил, что обнаружил жену в полубессознательном состоянии, вызвал скорую, и ей сделали укол.
Я не могу с абсолютной уверенностью утверждать, что это была постановка, и моя свекровь притворялась.
Она пожилая женщина, и давление у неё могло скакануть.
Но то, что началось далее, было спектаклем с выученным текстом.
До понедельника она отыгрывала роль тяжелобольной.
Но даже её собственный муж на мой вопрос, нужно ли прийти и побыть рядом с лежачей, сказал нам не дёргаться.
И тогда из неё полилось.
Встав на ноги, она потребовала явиться под её очи и вывалила на нас всё, что накопилось за три года.
Алла Олеговна припомнила всё:
На свадьбе мы не проявили должного уважения, не заставив всех соблюдать тишину во время её тоста.
Не оценили её помощь с квартирой.
Не слушаем советов.
Скрываем свои дела.
Запрещаем общаться с внучкой и выставляем сумасшедшей старухой, а вокруг тёщи танцуем.
И происходит всё это по одной причине: я ревную Вову к матери и специально их отдаляю друг от друга, чтобы вся власть была только в моих руках.
Суд
Нужно отдать Алле Олеговне должное. Она никак меня не обозвала. Выставила дьяволом во плоти, но именно ругательных слов, чтобы зацепиться, повернуться к Вове, сказать ему: «Вот она как меня называет», и в праведном гневе послать её, не прозвучало.
Но она допустила ошибку.
Наверное, в образе умирающей она пересмотрела дневные телепрограммы, что-то там услышала, сравнила с нашей ситуацией и сделала неверные выводы.
И всё это привело её к страшной ошибке.
В конце потока претензий к нам, мать мужа упомянула о своих правах.
Что она по закону имеет право видеться с внучкой, и если её сын ей в этом не помощник, то есть суд.
СУД, блин!
Представляете?
Вова с отцом то ли потеряли дар речи от услышанного, то ли молчали, набираясь сил для такого шага, как вызов скорой из психбольницы для любимой мамы и жены, которая сама себя накрутила и теперь несла откровенный бред.
Зато я способность говорить не потеряла и сказала ей, что раз она вспомнила о законах, то я не обязана здесь находиться или впускать её в квартиру. Пусть сначала суд выиграет. И если получится, то через адвоката договаривается со мной об удобном мне времени и месте для её встреч с внучкой.
— Лена, — схватив Алёнку и направившись в коридор, услышала я за спиной зов мужа, не дождавшегося от меня реакции и обратившегося к своей матери. — Знаешь, мама, Лена права. Хочешь общаться с внучкой, ищи подход к её матери. Либо принимаешь всю мою семью, либо сиди одна и жалуйся, какие все вокруг плохие.
Собираясь к родителям, наивный
