Ловушка для горничной - Наталья Евгеньевна Шагаева
Марк задумывается. Молчит.
— Подай пульт, лень вставать, — закидывает руки за голову. Закатываю глаза, но беру пульт и протягиваю Марку. Этот гадёныш не берет пульт, а перехватывает мою руку и дергает на себя. Падаю от неожиданности сверху на Марка, и его руки тут же меня зажимают. — Попалась! Кто меня огрел мокрой тряпкой? А? — прижимает меня сильнее. А я начинаю толкать его, дёргаться, но смеюсь, поскольку гаденыш еще и щекочет меня. Ну так сложилось, что я не боюсь Марка. Никогда его не воспринимала как мужчину. Он младше меня, в конце концов. Да и все его намеки – больше стеб.
— Что здесь происходит?!
Сердце пропускает удар, поскольку раздается голос Андрея. От растерянности замираю в объятиях Марка. А этот мерзавец не отпускает меня.
— Ничего, так просто валяемся. Отдыхаем, — выдает Марк с циничной улыбочкой.
— Да отпусти ты! — толкаю его со всей силы.
Поднимаюсь, поворачиваюсь к Андрею. Зависаю. Если быть объективной, он привлекательный. Это Марк малолетний обалдуй, хоть и смазливый, а Андрей взрослый, мужественный, харизматичный. Эти его строгие рубашки, всегда начищенные туфли и костюмы – идут ему.
Сначала хочу оправдаться, но потом заглядываю Андрею в глаза. Там огонь и холод одновременно. Нет, не страшно. Я уже давно перешагнула с ним эту красную линию страха. Начинаю злиться. Я, может, тут впервые ждала мужчину. Явился. Злится.
Молча беру тряпку, лейку и покидаю гостиную, проходя мимо Андрея.
Чувствую, что он идет за мной.
— Василиса, зайди ко мне в кабинет! — холодно велит он.
Даже не думаю разворачиваться и обращать на него внимание. Прохожу в комнату для инвентаря, оставляя там лейку и тряпку. Разворачиваюсь, чтобы выйти, но врезаюсь в грудь Андрея. Хочу его обойти, но он преграждает мне дорогу, не выпуская. Вздергиваю подбородок, заглядывая ему в глаза.
Все хорошо с ним, жив-здоров. А я даже позвонить ему не могла, ибо что-то случилось с моей сим-картой. И это проблема. Новую купить я не могу. Не так быстро, как это могут сделать нормальные люди.
— Что это было сейчас с Марком? — с претензией спрашивает он.
— Ничего, — не вырываюсь, глубоко вдыхая его запах, и внутри все снова сладко сжимается.
Вот так это происходит?
— Ничего, — повторяет Андрей. — Скажи мне, детка, какого… — закрывает рот, глотая ругательства. — Почему ты позволяешь Марку себя зажимать и смеёшься, а мне так просто это не дается?
— Ты знаешь ответ, — тихо отвечаю.
— Я полагал, что все изменилось, — тоже хрипло шепчет.
— Все изменилось, — подтверждаю я.
— Не позволяй ему больше к тебе прикасаться, — тянет ко мне руку. Замираю, чувствуя, как он убирает волосы с моего лица, аккуратно поглаживает щеку, подбираясь к губам. — Я ревную, детка. Тебя никто не должен трогать.
— Ты трогаешь, — улыбаюсь, потому что мне необъяснимо приятно.
— Я хочу, чтобы это право было только у меня.
— Ммм, да вы обнаглели, Андрей Сергеевич.
Я уже больше играю, чем паникую рядом с этим мужчиной. Мне вдруг стала нравиться эта игра.
— Что касается тебя, то моя наглость не знает предела.
Тянется к моим губам.
Отстраняюсь, качаю головой.
— Просто поцелуй, Василиса. Иначе меня перекроет ревностью.
— Поцелуй вы не заслужили, — мягко упираюсь ладонями в его грудь, с удивлением замечая, как сильно колотится его сердце. — У тебя аритмия?
— У меня… — усмехается. — У меня ты, Василиса. Побереги мое сердце.
Ах, как сладко он говорит. Так хочется этому верить. Становится жарко.
— И почему это я не заслужил поцелуй? Что я опять натворил? — вздергивает бровь.
— Где ты был эти дни? — претензия вырывается сама собой.
— Ммм, скучала? — триумфально ухмыляется.
— Нет! — слегка толкаю его в грудь. Ловит мои ладони, сжимает.
— Я тоже скучал, детка. Много работы навалилось. Решал еще кое-какие дела. Клянусь, не изменял тебе, — смеется, всё-таки прикасаясь губами к моему виску.
Похоже, у меня тоже аритмия. Этот его голос, горячее дыхание…
— Ладно… — выдыхаю.
— Что ладно?
— Ладно, целуй.
— Ооо, — глубоко втягивает воздух. — Ощущаю себя пацаном, который уломал девочку на поцелуй.
— Ты либо целуй, либо отойди, пацан, — смеюсь я, скорее истерично, потому что паника возвращается, еще минуту – и никакого поцелуя не будет. Я сбегу.
— Иди сюда, — обхватывает мой затылок сильной рукой, впечатывая мои губы в свои. Прикрываю глаза, замираю, пытаясь довериться Андрею и расслабиться.
Если быть честной, в моей жизни не было поцелуев, даже насильных, моё чудовище не целовало меня. Я все знаю о сексе и ничего о поцелуях. Андрей тоже на мгновение замирает. Всхлипываю, приоткрывая губы, и его наглые горячие губы оживают.
Он целует меня сначала нежно и аккуратно, другой рукой вжимает в себя теснее. Ноги подкашиваются, но уже далеко не от страха. Это так горячо, остро и чувствительно. Даже не подозревала, что у меня настолько чувствительные губы.
Снова всхлипываю в какой-то прострации, и его горячий умелый язык вторгается мне в рот, лишая дыхания. Щетина царапает кожу, и это тоже приятно… Голова кружится, уплываю, начиная несмело ему отвечать. Я забываю обо всем, зачем мне надо было бояться и почему я не позволяла себя целовать, хочется большего, тело тянет с удвоенной силой, требуя прикосновений и ласки. Мамочки…
Андрей отпускает мои губы, но целовать не прекращает. Мягко тянет за волосы, вынуждая запрокинуть голову. Горячие ожоги жадных поцелуев остаются на моих скулах, шее… Замирает, вжимая губы в мою кожу. Дышим тяжело. Если бы не его руки, я, наверное, сползла бы по его телу на пол.
— Ты ведьма, девочка моя, околдовала меня, одурманила. Садистка, — усмехается мне в шею. — Мне хочется большего, а нельзя… Это мучительно.
Ничего не отвечаю. Я и так много ему позволила, а большее пока пугает. Будет больно, и я все испорчу… Молчу, сжимая его плечи, не открывая глаза.
— Я выписал тебе выходной, — сообщает мне Андрей, водя губами по моей шее. — Собирайся, поехали в город.
— Куда? Зачем?
— Ты забыла, мы должны Дине поход в зоопарк, она ждет.
— О боже! Я же просила сказать, что не поеду. Почему ты не сказал?
—
